Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

…Наш рабочий день длился с 8 до 19 часов. По команде старшего (Анохина или Крохина) все делали отдых на 10–12 минут, который называли перекуром. Многие действительно курили, в том числе и я. Нам полагался обеденный перерыв, занимавший больше часа, поскольку на обед приходилось идти (а позже – ехать на грузовиках) в деревню. Работу не приостанавливали даже при дожде, так как укрыться от него было практически негде.

У меня, как и у некоторых других ребят, оказалась проблема с обувью. Чтобы сберечь свои легкие брезентовые туфли, при рытье легкого неглинистого грунта я снимал их и работал босиком.

Я всё еще продолжал жить с остатками детского воображения: старался хоть чем-то да отличиться перед товарищами. Это проявлялось прежде всего в том, что я работал, иногда и через силу, стараясь не отстать от самых физически развитых ребят, и бывал очень довольным, когда начальство это отмечало. Делал я и явные глупости. Так, поскольку не захватил с собой головной убор, иногда не столько по этой причине, сколько для демонстрации своей «оригинальности», повязывал голову белым махровым полотенцем, превращая его в подобие чалмы с болтающимся возле правого уха «хвостом».

В середине июля несколько дней погода стояла мрачной и дождливой. В это время через Зимницы и соседние деревни ежедневно в большом количестве шли на запад наши войсковые подразделения. Иногда красноармейцы и их командиры вынуждены были ночевать с нами в сарае. При одной такой ночевке сержант – сельский учитель, с которым я тогда разговорился по душам, отдал мне свою запасную новенькую зеленую пилотку. В сентябре, возвратившись в Москву, я сфотографировался в этом головном уборе на память.

…Стало известно, что 16 июля немцам сдан Смоленск. Скоро они могли дойти до Екимовичей, до правого берега Десны. Вместе с нашими воинскими частями ушли добровольцами мой хороший друг – дзюдоист Толя Зайцев, великовозрастный и рослый студент Борис Троицкий, жгучий брюнет еврей Гриша Цирлин и несколько других ребят.

Угроза быстрого подхода немцев к Десне вынудила ускорить работы по подготовке противотанковых рвов и других оборонительных сооружений. Нас начали привлекать также к строительству ДОТОв и ДЗОТов. Я с тремя друзьями один день занимался устройством из досок опалубки и доставкой на носилках бетона двум красноармейцам – строителям ДОТа и его будущим защитникам. Несколько дней, несмотря на дожди, пришлось работать до поздней ночи босиком и в промокшей насквозь одежде. Видимо, из-за всего этого я сильно простудился. 16 и 17 июля, уже едва держась на ногах, я еще работал, а 18 июля, в день моего рождения (мне исполнилось в тот день 20 лет), ребята оставили меня «дома». В тот день под шум дождя, шедшего почти непрерывно, дрожа от холода и от головной боли, я провалялся в «постели» из соломы и сена на земляном полу, прикрытый лишь своим коротким темно-синим костюмным пиджачком. Тяжелобольным встречал я и дни рождения в 1942 и 1943 годах.

К вечеру ко мне привели медсестру, которая, замерив температуру, дала мне несколько таблеток аспирина. К утру 19 июля почувствовал себя лучше, с аппетитом съел принесенный мне завтрак, а после обеда пошел на работу. Примерно через 7 дней после этого мы, закончив работу у Зимниц, копали ров возле деревни Старое Сырокоренье у реки Колозня. В тот день у меня вдруг сильно заболела спина, и я оказался не в состоянии ни согнуться, ни выпрямиться. Здесь меня опять выручила медсестра, поставив мне на спину около 20 стеклянных стаканчиков – банок. Когда банки остыли и отпали, на спине образовалась «картинная галерея» из розово-красных кружков, а через час я снова стал работоспособным.

С первых же дней после прибытия в Зимницы мы невольно обращали внимание, что над нами высоко в небе пролетают на восток и обратно вражеские самолеты. Сначала это были в основном длинные двухфюзеляжные двухмоторные Fw.189A «Eule» («Совы») или «рамы» по-нашему, производившие разведку местности. За ними (как правило, сразу) следовали бомбардировщики: одно– и двухмоторные, конструкции «юнкерсы», а также одномоторные пикирующие Ju.87 штурмовики, и двухмоторные Не.111 «хенкели». Ночью и днем летали четырехмоторные Fw.200 и другие. Бомбардировщиков нередко сопровождали одномоторные истребители Bf.109, а иногда двухмоторные Bf.110 «мессершмитты» и другие. Конечно, в типах и названиях конструкций немецких боевых самолетов я начал разбираться лишь позже.

До первой половины июля немецкие самолеты летали, как правило, на большой высоте и нас не беспокоили, ограничиваясь только сбрасыванием листовок. Но позже бомбардировщики, штурмовики и истребители иногда опускались очень низко, пугая нас, и иногда сбрасывали мелкие бомбы и обстреливали нас из пулеметов. Всё это они сопровождали, как правило, страшным воем специальных сирен.