Михаил Слонимский - Воспоминания

Здесь, в питерском гарнизоне, я познал положение солдата в тылу. Мы, по существу, были лишены самых элементарных гражданских и человеческих прав. Наше положение мало чем отличалось от положения арестантов. В 6-м саперном батальоне я был назначен в роту кандидатов в школу прапорщиков и должен был к весне 1917 года надеть офицерские погоны. Но офицером я не стал.

13 февраля были запрещены увольнительные записки, и мы были заперты в казармах, как в тюрьме. Был организован «дежурный взвод» — для подавления «беспорядков», и никто не знал, кого назначат туда. Учение проводилось в помещении роты. Мы были отрезаны от города, от людей, от жизни.

Казармы 6-го саперного батальона помещались на Кирочной улице, рядом с Волынским полком, зачинщиком восстания в питерском гарнизоне, поэтому мы одними из первых вырвались на улицы утром 27 февраля 1917 года (Россия жила еще по старому стилю). Сопротивление группы офицеров было сломлено сразу, некоторые офицеры были убиты, в том числе и командир батальона, полковник Геринг.

Заполонив улицу от стены к стене, солдаты двигались к Литейному проспекту, останавливая трамваи, посылая патрули в переулки и во дворы, обезоруживая встречных офицеров. Шедший рядом со мной молоденький паренек из Волынского полка воскликнул, взмахнув руками, как крыльями:

— Мы идем вперед, в неизвестное!..

Выговорил он эти слова восторженно, с пафосом и с великой надеждой.

Вчера еще все было заранее предуказано по часам: подъем, каша с салом, фельдфебельское: «А ну вылетай на занятию-у-у!..» Теперь все вчерашнее отпало, выстрелами волынцев и криками: «Саперы, выходи!» — началось нечто новое и небывалое.

Мы шли вперед, в неизвестное. Вот сдалась уже школа саперных прапорщиков, в которой я должен был получить первый офицерский чин. Выстрелил жандарм у ворот управления, но тотчас же винтовка была выхвачена из его рук, и он, бледный, в кругу разъяренных солдат, умолял:

— Не убивайте! Я же не знал, что у вас революция!..

Кирочная улица кипела, бушевала, высокий подпрапорщик на офицерской лошади носился взад и вперед, наводя порядок. Среди солдат появились люди в черных пальто, рабочие с Выборгской стороны. Группы солдат устремились в другие полки, уверенные, что весь гарнизон присоединится к восстанию. Организация шла как-то снизу, возникала естественно и закономерно, продиктованная всем понятной необходимостью. Но ее уже перехватывали — Таврический дворец, где заседала Дума, давал свое направление событиям.

Зыбкость Февральской революции ощущалась многими. Помню, как Венгеров сказал:

— Это не то... Вот приехал Ленин...— Он помолчал.— Теперь будет другая революция.

Отец мой вымолвил однажды:

— Мы стоим на пороге неведомого.

Он почти буквально повторил слова паренька-волынца. Слова прозвучали торжественно, а торжественный стиль был решительно чужд отцу. Но веяние живой, набирающей силы подлинной революции, подлинной живой истории действовало на людей, меняло их стиль, их речь, их повадки.

Позже, когда я начал работать в Военно-морском кабинете печати, мне дали письмо с фронта, посланное в 1916 году какой-то барыне, объявившей в печати о своих посылках солдатам. Привожу это письмо как оно есть, со всеми ошибками, без единого знака препинания, только немного сокращаю его и заменяю непечатные слова:

«Писмо от Солдат Русских Войнов в том что мы читали в журнале писма ваши что вы не забываити нас воинов и наших жон и сирот Следующие вы пишите нам писма что будто Вы открыли для нас какую-то защиту будто вы посылаити нам подарки именно кисеть стабаком конфеты папиросы и разной таковины Вы нас уговаривайте как малых детей вы думайте что мы все безумны Мы все взрослы и здравы рассудком и в нас во всех семьи мы им давали порядок обували одевали кормили также как и вы высоко разумные За нашей спиной вам очень хорошо рассуждать когда нас здесь милионы погибають беззащитных жертв а вы сидите и гуляйте и придумывайте для нас разного рода уловки ставите сети для нас вы пишите нам что жоны наши соблюдены дети наши накормлены Испытайте на себя можно ли пропитаться человеку за девять копеек в день За эти ваши жертвы и курици не прокормишь. Все ваши жертвы и подарки офицеры попроели а нам несчастным воинам только писма одни шлють Вы раненых встречаите как собак играите Для своих интересов вы распрашиваите готовите новость в театрь сад и трактирь Чужой кровью вы интересуйтесь смиетесь из нас Напрасно вы нас хвалите все машенства ваша видно все вы добры на чужое Нас забрали всех на войну а семьи наши беззащитны голодны день и ночь сидят их терзають и пощады не дають лишь оставили грязный угол угол где лихорадку бирегуть Прольем мы чисто светлую слезу и впадет она на вашу проклятую кожу и пожгет безжалосно И вскоре времени вы увидите терзание тела своего Ни думайте чтобы мы забыли невыносимую тягость свою и бесстыдные ваши насмешки Ох вашу мать!..»