В том давнем разговоре с великим чемпионом в Хохфильцене я спросила норвежца о его отношениях с самым непримиримым соперником – французом Рафаэлем Пуаре. Эта парочка в биатлоне тех лет вообще была особенной: именно благодаря им на биатлон перестали смотреть как на вид спорта для неудавшихся лыжников: мало того, что Уле Эйнар и Раф взвинтили скорости до небывалого уровня, оба периодически еще и заявлялись в чисто лыжных соревнованиях, причем играли там не последнюю скрипку.
Пуаре завершил карьеру в 2007-м, став в восьмой раз чемпионом мира. Его последней гонкой стал масс-старт на заключительном этапе Кубка мира в Холменколлене. Гонку выиграл Бьорндален, опередив соперника на финише. Точнее – на фотофинише: норвежская лыжа оказалась всего на три сантиметра впереди французской.
Тогда много говорилось о том, что Бьорндалену, конечно же, следовало попридержать ход, позволить Пуаре уйти из биатлона победителем. Но стоило мне заговорить об этом в интервью, норвежец отрезал: «Я никогда в жизни не поступил бы таким образом. Это было бы нечестно по отношению к Рафаэлю – он великий спортсмен и не заслужил того, чтобы к нему относились с жалостью и снисхождением».
Чем больше я думала о возможном решении норвежской федерации биатлона в отношении Бьорндалена, тем отчетливее понимала, что он точно так же, как за одиннадцать лет до этого Пуаре, не заслуживает жалости и снисхождения. Что самое унизительное, что могут сделать для великого спортсмена в Норвегии, – подарить ему этот незаработанный олимпийский шанс. Предложить олимпийскую вакансию с жалостью и сочувствием и дать миру возможность увидеть, как Бьорндален ее возьмет. Возможно, он и взял бы: в подобной ситуации очень трудно оставаться сильным, не ухватиться за протянутую соломинку. К счастью, написанный судьбой сценарий не пошел по этому пути.
Парадокс, но этот самый горький для восьмикратного олимпийского чемпиона сезон показал миру прежде всего Бьорндалена-человека. Относительно чемпионского характера все было сказано и продемонстрировано гораздо раньше. Причем даже не в Сочи, где сорокалетний Уле Эйнар завоевывал свою восьмую золотую медаль, и не через два года, когда он стоял на пьедестале чемпионата мира в Холменколлене, принимая из рук короля Норвегии свой двадцатый высший трофей. То, что этот паренек в биатлоне надолго и всерьез, лично мне стало ясно на Играх в Нагано, где самая первая олимпийская гонка была отменена из-за погодных условий. Ее отменили в тот самый момент, когда чисто отстрелявшийся Бьорндален уже почти что забрал это золото – самое первое из восьми.
Двадцатичетырехлетний Уле Эйнар его таки забрал, изобразив «дубль два» на следующий день, когда в вероятность подобного исхода уже никто не верил. Но речь сейчас не об этом.
Он никогда не показывал, что ему больно. Да и вообще, что способен испытывать и демонстрировать какие-то эмоции, помимо злого оскала на лыжне и дежурной улыбки на пьедестале. В этом плане большой спорт – очень жестокая вещь. Победитель не имеет права проявить слабость, а мир вокруг него во что бы то ни стало стремится найти уязвимые места, тыкая в звезду виртуальными бандерильями: тут больно? Нет? А если вот так? А здесь?..
За месяц до Игр в Пхенчхане мир все-таки увидел: Бьорндалену больно. Очень. Это проявлялось в каких-то прорывающихся комментариях норвежца, в его готовности в любую секунду встать в общий строй команды, которой он оказался не нужен. Я бы даже сказала – демонстративно не нужен, как состарившийся лев в молодой зубастой стае. То, что лев жив и не потерял способности чувствовать, не волновало уже никого.
Могло ли все сложиться иначе? Безусловно. Не сложилось как раз потому, что Уле Эйнара подвели не спортивные, а прежде всего человеческие просчеты. Например, неспособность понять, что организм начинает переставать подчиняться приказам мозга: иначе восстанавливается, иначе переносит высоту, иначе держит удар соперничества. С точки зрения логики и стратегии, норвежец выстроил свою подготовку безупречно: в конце концов, этот эксперимент над собственным организмом он проводил за время своей карьеры не один десяток раз. Просто раньше все было просто: спортсмен – лыжня – винтовка – результат. А за полтора года до Игр в Пхенчхане чистота эксперимента была нарушена естественным, но радикальным образом: у Бьорндалена и его супруги Дарьи Домрачевой родилась дочь.
Кто-то, возможно, усмехнется: какие могут быть проблемы, когда деньги позволяют обеспечить ребенку любое количество нянек и, если понадобится, оплатить любое жилье и любые переезды? Просто в случае с Бьорндаленом это не работало. Он очень ждал этого ребенка, очень хотел быть отцом и наверняка полагал, что справится и с этим тоже. А ведь не так просто, когда тебе хорошо за сорок и жизнь резко смещает акценты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу