Хотя сегодня Провинстаун представляет собой относительно упорядоченное скопление магазинов и домов, когда-то он был настолько зависим от моря и его всевозможных даров, что вполне мог сойти за одну из форм водной жизни. Первые сто лет своего существования, вплоть до начала XIX века, он не был разделен на улицы как таковые; немногочисленные дома и магазины строились на всяком клочке песка, который приглянется строителям. Выпотрошенную для засолки треску — в то время соленая треска была одним из самых прибыльных экспортных товаров Провинстауна — сушили на песке перед домами, а также развешивали на деревьях. Там, где обычно предполагаются сады, песчаные участки у большинства домов украшали китовыми ребрами и позвонками.
Почву в Провинстаун свозили на кораблях, приходивших за соленой треской из Европы и Южной Америки. Землю держали в трюмах для балласта, и местные жители охотно ее покупали, чтобы раскидать вокруг домов и впоследствии засеять. Прежде чем пуститься в обратное плавание, корабельные команды загружали трюмы камнями. Со временем это официально запретили, поскольку Провинстаун оказался до того оголен, что приливы начали вторгаться в дома, но к тому времени продажа грунта стала выгодным приработком для экипажей иностранных судов. Они продолжили продавать землю жителям Провинстауна, а по ночам таскали камни с берегов.
Провинстаун всегда делился на Вест-Энд и Ист-Энд. Начните прогулку в Вест-Энде и двигайтесь на восток. Вест-Энд традиционно был, в буквальном смысле, непарадной стороной железнодорожных путей. Когда в середине и конце 1800-х годов Провинстаун стал крупным китобойным портом, самым процветающим городом штата Массачусетс, железная дорога протянулась вдоль мыса прямо к пирсу Макмиллана, что в самом центре города, и китовый жир, кости и усы можно было грузить прямиком в товарные вагоны. (Те поезда давным-давно ушли.) Экипажи китобойных судов и рыбаки, рабочие, клерки и обслуга — многие из них были португальцами — жили к западу от железнодорожных путей. Те, что побогаче — капитаны китобойных судов, торговцы, дачники из Бостона и Нью-Йорка, — селились на востоке. Большинство из них никогда не ходило на запад от рельсов. Это считалось опасным, и уважающий себя член общества, решившийся отправиться в том направлении, мог преследовать лишь неподобающие цели.
Былое разделение на почтенных и презренных отчасти сохраняется, хотя теперь оно не так прочно связано с экономикой. В сравнении с Ист-Эндом Вест-Энд моложе, сексуальнее и чуть более склонен к шуму по ночам, хотя, по любым городским стандартам, он тихоня. Здесь больше геев. Пляж, куда мужчины отправляются заниматься сексом после закрытия баров, находится в Вест-Энде.
Вест-Энд, хотя и заселен столь же плотно, как и Ист-Энд, чуть более неотесан и куда более хаотичен. Дома здесь поразношерстнее, поскольку история района не столь благополучна и линейна. Можно сказать, что Вест-Энд, как к добру, так и к худу, в большей степени американизирован; отчасти он напоминает Вест-Эгг в «Великом Гэтсби», где жил Джей Гэтсби; здесь новоиспеченные, вновь прибывшие богачи втискивают свои загородные особняки меж чопорных коттеджей, переправленных с Лонг-Пойнта 150 лет назад. Ист-Энд, как и Ист-Эгг, где жила Дейзи Бьюкенен, в большей степени соответствует духу Кейп-Кода, здесь больше ценятся традиции, и живут здесь в основном те, чьи семьи владели своими крытыми дранкой домами со слуховыми окошками в течение пятидесяти, а то и ста лет.
Дом Джона
В западной части Коммершиал-стрит стоит дом моего друга Джона Дауда, мой любимый дом в Провинстауне. Он расположен на излучине Коммершиал-стрит, образовавшейся в середине 1800-х, когда один особо упертый горожанин отказался переместить свою солеварню, чтобы обеспечить дальнейшую прокладку улицы (которая в то время называлась Фронт-стрит, то есть Передней улицей, а Брэдфорд — что вполне резонно — Бэк-стрит, то есть Задней).
Джон — художник-пейзажист. Свой дом, бывший в то время одним из бельм на глазу города, он купил десять лет назад, хотя слово «бельмо», наверное, предполагает нечто гораздо более отталкивающее. Этой старой, неряшливой постройке — алюминиевый сайдинг, выцветшая крыша из битумной черепицы — попросту не хватало характера или шарма, насколько ими может обладать дом. Будь это человек, он вполне мог бы работать на раздаче в школьной столовой — или санитаром в доме престарелых, таком, куда ни в жизнь не захочешь попасть; кто-то флегматичный и пустой, вызывающий сомнения в своей профпригодности; его форма не вполне чиста, его манера держаться наводит на мысль о состоянии выдохшейся скуки, до того запущенной, что любая сильная эмоция, пускай даже отчаяние, кажется, пошла бы ему на пользу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу