Георгий Санников - Без протокола - невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Когда-то, еще в детские годы, он в дорожной пыли босой ногой нащупал что-то твердое. Старинный медный царский пятак. Так началась охватывавшая его все сильнее и сильнее страсть к нумизматике. Ни золотых, ни серебряных монет у него в те годы не было. Медных же у народа было много, вот он их и коллекционировал. К моменту принятия решения возвратиться на родину у него была уже приличная коллекция. Если бы он ее продал, они смогли бы прожить несколько месяцев. Ну а что дальше? Он знал, что подработки любого вида во внерабочее время в его Службе строго запрещены. Физически крепкий, полный сил, энергии, планов и надежд молодой офицер не мог найти выхода, кроме возвращения на прежнее место службы, где был надежный тыл у Вали, а стало быть, и у него.

Москва безжалостно пожирала всю его зарплату, несмотря на максимальные личного характера ограничения. Они, молодые родители, всегда исходили из того, что дети ни в чем и никогда не должны быть ограничены. И рапорт начал свой официальный путь.

Я молча взял карандаш и чистый лист бумаги, разграфил его на столбцы, сверху обозначил зарплату офицера, и мы вдвоем произвели очень любопытную калькуляцию. Семье не хватало что-то около 10 процентов от зарплаты на более или менее нормальную жизнь с двумя детьми и не по своей воле не работающей женой. Это как раз была та сумма, которая бы восполнялась при нормальной государственной квартплате. С квартирами, даже в нашей Службе, всегда было проблемно. За редким исключением, все вернувшиеся из длительных загранкомандировок имели возможность вступить в жил кооператив. Это касалось прежде всего тех, кто не имел никакой квартирной базы в Москве. Я сказал Славе:

— Мы должны что-то придумать. Если ты не возражаешь, я посоветуюсь с нашим парторгом.

Это был великолепный человек, настоящий, как многие его шутливо называли, «партийный двигатель» — В.Н. Андрианов [112]. Слава выдвинул одно-единственное условие — кроме Владимира Николаевича, никто в коллективе не должен знать о его рапорте. Я пообещал…

Выслушав меня, Володя Андрианов не поверил. Мы, теперь уже с ним вдвоем, вновь «поработали» с карандашом и бумагой, с учетом существовавших тогда в Москве цен на продукты и услуги, сопоставив все это с офицерской зарплатой Славы. Вновь все сошлось. В этот же день, уже втроем — парторг нашего подразделения Андрианов, секретарь парткома Службы Г.А. Орлов [113]и я, — долго «раскладывали» по полочкам денежное содержание Славы, даже с учетом почти ежемесячных продуктовых посылок родителей Вали. Та же картина…

Утром следующего дня Георгий Александрович уже один был в кабинете секретаря «большого» парткома, а спустя несколько дней указанием Юрия Владимировича Андропова из его личного квартирного фонда (был такой у главы нашего Ведомства) Славе был вручен ордер на трехкомнатную квартиру. Еще через две недели счастливые Слава и Валя въехали в свое новое жилище.

В числе приглашенных на новоселье был и я. Не пошел. Мне было бы больно и неловко присутствовать на этом торжестве, зная тайные пружины, приведшие к решению этого вопроса. Слава буквально умолил меня взять в знак благодарности и в качестве памятного подарка один из двух имевшихся в его «медной» нумизматической коллекции серебряный рубль, выпущенный в год смерти Петра I в 1725 году женой его Екатериной. Таких рублей в России было немного. «Мой» рубль был с отверстием для цепочки, поэтому, как утверждал «нумизмат» Слава, он особой ценности не представлял. Это попавшее волею печально-приятного события в мою семью украшение всегда было самым любимым у жены, покойной Аллы, а затем и у дочери Ларисы. Теперь я уже могу рассказать дочери историю появления в семье этой монеты и уверен, что этот серебряный знак со временем перейдет по наследству моим правнучкам. Слава Богу, таковые уже имеются!

Когда мы вновь встретились со Славой спустя почти три десятилетия, моими первыми словами были:

— Ну что, Слава! Я был прав. Все произошло так, как я тебе говорил.

Его три маленькие звездочки давно превратились в большие. Он слегка поматерел, посолиднел, но остался таким же, как и раньше, подвижным и внешне и внутренне. Он достойно прошел свой нелегкий путь в Службе длиною в несколько десятков лет, соблюдая, как и положено, все правила этой жесткой, часто беспощадной и опасной игры.

Сейчас он уже пенсионер. Он по-прежнему любознателен, остроумен, не теряет интереса к жизни и не может быть без работы. Любит свою Валю, выросших Ярослава и Богдана. Иногда с ветерком выезжает на своей «вольво», а часть своей любви ко всему живому и доставляющему радость вместе со всеми домочадцами отдает тоже члену семьи и общему любимцу светло-бежевому лабрадору Шанелю…