Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Выступление И. В. Сталина по радио 3 июля 1941 года. См.: ru.wikisource.org

Стихотворение Василия Лебедева-Кумача «Священная война» было опубликовано в центральных всесоюзных газетах «Правда» и «Известия» 24 июня 1941 года, через два дня после начала войны. Музыку несколькими днями позже написал композитор А. В. Александров. См.: Баринов Алексей. Бард сталинской эпохи // Аргументы и факты. 2003. 8 августа.

Эта и следующая цитата взяты из книги: McDaniel Tim. The Agony of the Russian Idea. - Princeton University Press, 1996. P. 22, 12.

Твардовский Александр. Россия — Родина моя. — М.: Художественная литература, 1967. С. 47.

В результате этого конфликта погибли три тысячи венгров, а ещё 200 тысяч бежали на Запад. В 1962 году Хрущёв подавил военными средствами ещё одну вспышку протеста, на сей раз у себя в стране, в Новочеркасске. Десятки рабочих, вышедших бастовать против несправедливых условий труда и жизни, были расстреляны войсками. Зачинщиков выступления затем судили и семерых приговорили к смертной казни.

Этот и другие подобные примеры были во многом мифологизированы и использовались американской пропагандой для достижения собственных целей в холодной войне. В 1956 году Хрущёв выступил в польском посольстве в Москве и сказал, обращаясь к иностранным дипломатам: «Мы вас закопаем», — имея в виду Марксово определение пролетариата как могильщика буржуазии. Некорректно переведённая на английский как «мы вас похороним», фраза эта заставила содрогнуться Западный мир.

Хочу заодно прокомментировать и знаменитый инцидент с ботинком в ООН. На том заседании Организации в октябре 1960 года Хрущёв постоянно перебивал выступающих с американской стороны, стучал кулаками по столу и свистел. Так он реагировал на отказ президента США Эйзенхауэра признать факт того, что ранее в том же году над советской территорией был замечен и сбит разведывательный американский самолет У-2. Поведение Эйзенхауэра было тем возмутительней, что советские войска захватили в плен пилота — Фрэнсиса Пауэрса. Но ботинком Хрущёв не стучал. Этого не зафиксировала ни одна из камер, снимающих заседание и нацеленных на «ураган Никиту», и только одна репортерская заметка в прессе. — См.: Welles Benjamin. Khrushchev Bangs His Shoe on Desk // The New York Times. 1960. 13 October. Подробнее по поводу эпизода см. Taubman William. Did He Bang It? Nikita Khrushchev And the Shoe // The New York Times. 2003. 26 July.

Члены моей семьи запомнили инцидент с ботинком по-разному. Дядя Сергей рассказывал так: «Ботинок был новый и соскочил с ноги отца, когда тот входил в зал заседаний. Человек, который шёл за ним, споткнулся о ботинок. Не желая задерживать толпу, отец не стал его поднимать. Позже служащий принес ему его и положил, завернутый в салфетку, на стол. В ходе заседания отец несколько раз брал его в руки и слегка постукивал им по столу. Это не значит, что он стучал, как все описывают». У моей мамы была своя версия: «У отца упали с руки часы под стол, он нагнулся их поднять и внезапно придумал, как выразить свой протест враждебной аудитории. Он снял с ноги и помахал в воздухе бежевой летней сандалией. Выкрикивание с места показалось ему “недостаточно драматичным”, поэтому сандалия стала способом привлечь внимание к разногласиям». «Уже от одного вида её на столе они все задергались, — смеясь, сказал он маме однажды. — А австрийская делегация вскоре после этого прислала мне пару массивных красно-белых лыжных ботинок, остроумно пожелав успеха в дальнейших дискуссиях».

Это противоречивое единство лучше всех уловил и передал скульптор Эрнст Неизвестный, тот самый, что спорил с премьером по поводу свободы художника на выставке в Манеже. Отдавая дань человечности Хрущёва он согласился сделать памятник для его могилы на Новодевичьем кладбище в Москве. После долгих препирательств с Кремлем, в 1974 году памятник был установлен: блестящая бронзовая голова Хрущёва покоится между неровно составленными каменными блоками двух цветов, одна половина из белого мрамора, другая из черного гранита. Советский лидер между двумя ипостасями: реформатор и реакционер.

Cm.: Alliluyeva Svetlana. Twenty Letters to a Friend. Harper & Row, 1967. P. 74–75; Tertz Abram. A voice from the Chorus. New York, 1976. P. 326–327.

Однажды десятилетний Толя сбежал из детского дома и, в поисках матери, добрался до Куйбышева. Но бабушка Нина, которая никогда не питала теплых чувств к пасынку Леонида, не приняла его. Она дала Толе одежды и денег и отослала обратно. В последующие годы он сменил несколько детских домов, не раз сбегая отовсюду. В конце концов, он оказался в военном училище, закончив которое, стал инженером. Незадолго до его смерти (он умер в 2000 году в возрасте 67 лет от сердечной недостаточности, обусловленной алкоголизмом) мы с ним встречались в Киеве, и я спросила, что он помнит из своего прошлого. «Я помню, — в сердцах сказал он, — что ненавижу Хрущёвых». Он так и не простил им своего сиротства. Старшие Хрущёвы вполне могли усыновить его, как мою мать. И, по свидетельству тёти Рады, многие в Куйбышеве осуждали Нину Петровну за её решение отдать его в детский дом. Но на то были свои резоны. В 1943 году Леонид и Люба уже фактически существовали раздельно, и она не хотела брать на себя ответственность за ещё одного ребенка, который даже не был им кровной родней. Она предупреждала Любу, чтобы та не бросала детей, но та не послушалась. И, наконец, бабушка Нина, твердо верившая во всё коммунистическое, вовсе не считала советский детский дом ужасным местом для ребенка. Но чувство вины, видимо, у неё осталось. Во всяком случае, после моих визитов в Киев она всегда интересовалась, как поживают Люба и её сын.