Петр Аршинов - Два побега

И в самом деле, Бек был не только инженером, вступившим в хорошие отношения с рабочими, он был еще политическим борцом, при том довольно левым, участником партии «Народная Воля». После разгрома этой партии он до последних дней сохранял верность ее заветам. Новые партии его не удовлетворяли. Социалистов — революционеров он находил односторонне политическими, порвавшими с социальными идеалами и социальными лозунгами «Народной Воли»; большевиков он считал находившимися в переходном состоянии; они, по его мнению, должны были либо слиться с меньшевиками либо склониться к социальной революции. Он был сторонником последней, и помню, от]езжавшего на партийный съезд делегата — большевика он инструктировал в смысле необходимости признания съездом актов политического и экономического террора, которые, по его, должны были явиться ответом на правительственную реакцию. Ко многим идеям анархизма Бек относился с глубокой симпатией, но организационное неустройство самих анархистов вызывало в нем пессимизм относительно успеха нашего движения в большом масштабе. Когда я говорил ему, что мы только выступаем на арену социально- политической борьбы и что через год-два непременно сорганизуем свои силы, он воодушевлялся и искренно желал нам успеха в этом. Революционную борьбу рабочих он всячески поддерживал и всякому акту против правительства искренно был рад.

Нашу анархическую группу на заводе он хорошо знал и всегда одобрительно кивал, когда замечал нас конспирирующими у станков. Знал он, что у нас стоит на очереди «снятие» Кривоноженко, обсуждал разные способы этого дела. И когда выяснилось, что нам нужны бомбы, для которых необходимо выточить специальные оболочки, он выписал из магазина завода необходимые медные трубы, распорядился так, чтобы в эту ночь в механическом цехе не было никого, кроме нашего токаря Николая. Николай выточил две медные оболочки с прочными нарезными крышками, имевшие необходимые отверстия для бикфордова шнура. Будучи начинены динамитом, они вместе весили 33 фунта.

План нашего покушения состоял в следующем: против дома Кривоноженко сымается квартира приехавшими из Екатеринослава, якобы, мужем и женой. В квартиру вносится некоторая мебель, посуда, книги. Это для видимости. Главное же, в квартире устанавливаются две мощной силы бомбы. Внешне эти бомбы относятся к типу «зажигательных»: из отверстия их крышек выходит бикфордов шнур. Это значит, что для взрыва их необходимо сначала зажечь шнур, который, догорев до центра, зажигает динамитный капсюль и дает взрыв. Без предварительного зажигания шнура бомбы безопасны, их смело можно переносить с места на место. На самом же деле, бомбы наши были «химическими»: при малейшем наклоне их, они немедленно взрывались. Тип «зажигательных» им был придан для того только, чтобы обмануть бдительность полиции и легче ее накрыть. К этой квартире и бомбам мы привлекаем полицию предварительным взрывом, который раздается из этой же квартиры, но не должен быть столь сильным, чтобы опрокинуть основные бомбы. Мы имели полную уверенность в том, что как только раздастся предварительный взрыв, полиция во главе с Кривоноженко немедленно нагрянет на квартиру, набросится на бомбы и от неосторожного обращения с ними будет вся взорвана.

Утром 21 декабря 1906 года Николай вместе с Феней сняли квартиру по Церковной улице прям против дома Кривоноженко. Бомбы были начинены накануне, но не были поставлены на «бой». Это следовало сделать лишь на месте, чтобы после того совсем к ним не касаться. Для этого в последнюю минуту пришел Бабешко. Он установил бомбы в надежном месте, в печке, вставил в них трубки с серной кислотой, наглухо завинтил их, а под выходной дверью положил динамитный патрон, который через час-полтора должен был взорваться от соединенного с ним тлеющего трута. Когда все было сделано, он ушел вместе с товарищами.

В 9 часов утра все мы встретились на заводе и стали напряженно ждать развития дела. Из-за дальности расстояния и шума на заводе предварительного взрыва нам не удалось слышать. Но во время обеденного перерыва мы узнали, что взрыв был около 10–10 1/2 часов и что полиция уже роется в доме. Это происходило в двух минутах хода от нашего дома. С минуты на минуту я ждал, что вот-вот последуют взрывы. Но время шло, а их не было. Нервы напрягались до крайности. — «Неужели, неужели неудача?» — сверлило в мозгу. Неужели динамит не годен или кислота плоха? При одной такой мысли охватывало бешенство. Около нашего дома и дома Кривоноженко собралась большая толпа любопытных, следившая за действиями полиции. Живая почта в лице детей вихрем носилась по улице и сообщала все новости: найдены две бомбы, ищут еще; ломают печь, пол. Я вновь с напряжением стал ждать взрывов. — Не может быть, чтобы бомбы не взорвались, раз они уже попали в руки. Но они все не взрывались. Наконец, сообщают, что полиция выстроилась и медленно пошла по направлению к своему помещению. Бомбы несут впереди, при чем каждую бомбу несут два стражника и в том положении, в каком нашли их на квартире. Благодаря этому шествие двигалось очень медленно. Мне нужно было спешить на завод и, проходя соседней улицей, я искоса бросил взгляд и увидел чинное шествие стражников с смертоносными сосудами в руках. Хитрые бестии проявляли чрезвычайную осторожность. Даже нам, знавшим весь секрет этих бомб, трудно было проявить большую осторожность. — Значит не попались на нашу удочку, не обманул их бикфордов шнур — думал я про себя. Должно быть учитывали опыт других полиций.