Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Не прошло и недели со дня встречи двух Марий, как мечты закружились в его голове. Он с удивлением обнаружил, что в нем опять затеплилась потребность любить и жертвовать, оберегать и заботиться. Предметом его мечтаний было совсем юное создание — он был старше Марии Корнеевны более чем на двадцать лет.

Горячее участие Марии Корнеевны в судьбе его дочери вылилось в чуть ли не ежедневные встречи двух Марий, в их тайные дела, разговоры, перешептывания и многозначительные взгляды, смысл которых долго оставался для Виктора Петровича загадкой.

Однажды, вернувшись из должности, — день был утомительно суматошный и даже для Кишинева слишком жаркий — Виктор Петрович застал свой дом пустым. Одна лишь кухарка Аница дремала на кухне над остывшим ужином. Встрепенувшись, Аница спросила:

— Будет ли господарь ужинать? Если не будет, то незачем и кухарку содержать...

— Подавай! — велел Виктор Петрович, хотя есть совсем не хотелось. — А я переоденусь да лицо обмою. Где же Марийка подевалась?

— Так ведь барышня с утра ее к себе забрала. Там, видно, и ужинают.

Было грустно, что приходится есть в одиночку. Даже большая рюмка цуйки — крепкой сливовой водки — не разожгла аппетита. Он лениво ковырял в большой тарелке большой серебряной вилкой свои любимые жареные синенькие, то есть баклажаны, а Аница стояла у стола и с укором смотрела на него:

— Господарю не по вкусу стряпня?

— Бог с тобой, Аница, просто устал я, и жарко очень.

— Вот уйду я от вас, так вспомните Аницу. Мне родители жениха нашли. Уж как я его кормить буду... Он толще вас будет — во какой!

— Не такой уж я толстый, — виновато сказал Виктор Петрович и отодвинул тарелку.

— Ну, не толстый, а в теле, как и положено видному мужчине... Я вот давно уж смотрю и никак понять не умею: такая барышня пригожая сколько уж времени ходит к вам, как нищенка, ласки вашей просит, а вы ее обижаете.

Виктор Петрович возмутился:

— Да чем же я мог ее обидеть? Полно тебе вздор-то молоть!

Аница разволновалась, лицо пошло красными пятнами, глаза заблестели:

— Да куда ж мужчины только смотрят! Она ж вас давно для себя выбрала, а вы! Эх, господарь! О Марийке бы подумали, раз вам самому счастья неохота. А какая бы она вам верная и хорошая была бы! И хорошая и верная — лучше все равно не найти! — убежденно повторила она.

Виктор Петрович развеселился и с усмешкой спросил:

— Да пойдет ли такая-то красавица за меня! Что толку в сивом-то!

— Отчего ж не пойдет! Какой же девушке за готового мужчину замуж не хочется? Мужа-то ведь еще слепить надо, к семейной упряжке приучить, дурь и мечты всякие из него выбить, да удальство ненужное, да глупости разные. Это сколько ж работы!

— Ну, коли ты так уверена, то сама меня и сватай, а мне в мои годы по носу получать стыдно, — сказал Виктор Петрович и вдруг заметил, что Аница остолбенела, открывши рот.

На пороге стояли обе Марии, тесно прижавшись друг к другу, и с недоумением взглядывали то на Аницу, то на Виктора Петровича.

Первой нашлась Аница. Ни секунды не сомневаясь, что Мария Корнеевна поняла как нельзя лучше смысл их разговора, она серьезно и необычно твердо сказала, не сводя с нее прямого взгляда:

— А вот я сейчас же и спрошу, и нечего откладывать. Или я вам, господарь, счастья не хочу! Он ведь вашей руки, барышня милая, всерьез спросить хочет. Только у мужчин храбрости на такие слова нет. Хотели бы вы, красавица наша, Марийке мать заменить, а господаря своей любовью осчастливить?

Мария Корнеевна растерялась совершенно. Наконец она смогла взять себя в руки и, легонько отстранив девочку, шагнула к Виктору Петровичу:

— Скажите... признайтесь, вы же шутите?

— Да нешто такими делами шутить возможно! — в сердцах воскликнула Аница.

— Я ведь не вас, голубушка, спрашиваю! — сурово оборвала Аницу Мария Корнеевна и, побледнев, сказала Виктору Петровичу: — Мне казалось, что я не давала повода. Если вам таким образом угодно развлекаться, то я бы осмелилась заметить, что вы выбрали неудачный объект для шуток. Мне стыдно за вас...

Виктор Петрович растерянно глядел по сторонам и не находил слов. Он только махал руками то на Аницу, то на Марию Корнеевну и твердил одно и то же:

— Да полно, да будет вам! Не, нельзя же так, право!

— Встаньте да ручку барышне поцелуйте, — громко приказала ему Аница, и Виктор Петрович, как послушный ребенок, потянулся к руке Марии Корнеевны.

— Ноги моей больше здесь не будет! Это бог знает что! — пробормотала девушка и без сил опустилась в кресло.