Тяжело шагая рядом с артиллеристами, Эдуард Берзин видел напряженные лица, слышал, как вдогонку с тротуара неслись возгласы:
— Тоже вояки! Эти много не навоюют…
— Превратили солдат в лошадей… Чего ж еще ждать от большевиков!
— И сам командир впрягся! Ни тпру, ни ну! Хе-хе? «И-эх, дубинушка, у-ухнем!»
— Погубили Россию… Продали немцам…
Так повторялось каждый день, когда дивизион выходил на учения. Самыми ядовитыми, точно змеиный укус, были реплики буржуев и бывших царских офицеров, живших по соседству со штабом дивизиона, рядом с казармами. Учения проходили на их глазах.
Отвечая на злобные насмешки, стрелки огрызались, не стесняясь в выражениях. И может потому, что достоинство командира дивизиона не позволяло распускать язык, больнее, чем кого-либо, жалили насмешки именно Берзина. Но он и виду не подавал, что это его трогает.
Прошло немногим больше двух месяцев, как сформировался первый легкий артиллерийский дивизион Латышской советской стрелковой дивизии, и многого, очень многого не хватало. Удалось пока укомплектовать только первую батарею. Новобранцы два месяца назад не знали, кате подойти к пушке. Совсем не было опытных командиров. Их искали с помощью объявлений в газетах. Предметом мечтаний оставались приборы для корректировки огня. На весь дивизион ни одной лошади…
А время торопило. Шел 1918-й. Уходили на Восточный фронт воевать против белочехов наскоро сформированные полки, батальоны и дивизионы. И в любой день Берзин мог получить приказ о выступлении.
Июль принес в Москву дни смутной, нарастающей тревоги. В воздухе запахло гарью. То тут, то там вспыхивали пожары. Второго весь день горели и сотрясались взрывами подожженные неизвестной рукой железнодорожные склады и пакгаузы станции Симоново. С утра над столицей висело мрачное дымное облако, и солнце тонуло в нем, багровое, зловещее, точно перед затмением.
Ночами на улицах внезапно возникали перестрелки: красноармейские патрули схватывались с налетчиками и анархистами. А потом наступала настороженная тишина. Чувствовалось, что это ненадолго. Глухо, как артиллерийская канонада, над городом погромыхивал дальний гром, надвигалась гроза…
6 июля Эдуард Берзин пришел в штаб дивизиона, как обычно, рано утром. Там его уже ждал председатель фракции большевиков — артиллерийский наблюдатель Ян Янсон.
Он сначала дал Берзину копию приказа начальника дивизии Вациетиса командиру первой латышской бригады Дудыню.
На листке папиросной бумаги прыгали машинописные строки (видно, машинка была изрядно потрепана, а писарь спешил и нервничал).
Вверенной Вам бригаде быть в полной боевой готовности впредь до особого распоряжения. Красноармейцам из частей никуда не отлучаться. Исполнять приказы только те, которые подписаны, кроме начальников, одним из комиссаров — Петерсоном или Дозитом.
— А теперь полюбуйтесь, Эдуард Петрович, — Янсон протянул Берзину листовки, пахнущие свежей типографской краской. — Кто-то разбросал сегодня ночью в казармах. Знать бы кто!
Худощавое смуглое лицо Янсона казалось взволнованным. Он нервно пощипывал коротко подстриженные усики.
Одни листовки утверждали, что большевики продали Латвию немецким баронам. Другие призывали латышских стрелков в решающий час присоединиться к тем, кто с оружием в руках восстанет «против узурпаторов власти, за подлинно народную революцию».
— Это работенка левых эсеров, — сказал Янсон. — В последние дни в казармах распоясались их агитаторы. Фракция большевиков требует, чтобы вы срочно приняли меры.
— Хорошо! — Берзин взглянул на подтянутого, стройного Янсона. — Распоряжусь. Надеюсь, большевики разъяснят стрелкам правду.
Хотя Янсон, когда считал необходимым, вмешивался в действия командира дивизиона, Берзин не чувствовал никакого ущемления своих прав.
Янсон и другие большевики с подпольным партийным стажем помогали беспартийному командиру поддерживать твердый порядок. Они доверяли бывшему офицеру, видели в Берзине своего человека, которому недоставало лишь политической закалки. Но какая-то натянутость все-таки существовала, и Берзин подмечал косые взгляды некоторых стрелков-коммунистов, особенно на строевой подготовке.
Утром вместе с Янсоном Берзин отправился на занятия в первую батарею, которой командовал Сакенфельд. Учебный день начался, как всегда. Когда после строевых занятий выкатили орудия на плац, из окон соседних домов понеслась по обыкновению отборная ругань:
Читать дальше