Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Жителей Гуджарата очень заинтересовало это противостояние, поскольку оно стало для них совершенно новым опытом. Они были готовы жертвовать немалые средства на наше дело. Им было трудно осознать, что для сатьяграхи нужны не только деньги, и более того, что деньги — это последнее, в чем она нуждается. Несмотря на мои возражения, торговцы из Бомбея присылали нам значительно больше денег, чем было необходимо, и под конец кампании у нас еще оставались неизрасходованные средства.

Добровольцам, участвовавшим в сатьяграхе, преподали новый урок простоты. Не могу сказать, что они поняли его в полной мере, но их образ жизни довольно сильно изменился с тех пор.

Для крестьян-патидаров эта борьба тоже стала чем-то совершенно новым. А потому нам приходилось переезжать из деревни в деревню и объяснять им принципы сатьяграхи.

Необходимо было избавить земледельцев от страха, помочь им понять, что чиновники являются не хозяевами, а слугами народа, поскольку получают свое жалованье из средств налогоплательщиков. Они никак не могли осознать, что бесстрашие должно сочетаться с учтивостью. Как только страх перед чиновниками пропадал, крестьянин немедленно отвечал оскорблениями на оскорбления. А ведь неучтивость отравляет сатьяграху, подобно тому как капля мышьяка отравляет молоко. Позже я увидел, что крестьяне усвоили урок учтивости даже хуже, чем я рассчитывал. Опыт показал мне, что учтивость — самая трудная часть сатьяграхи, ведь она заключается не просто в вежливых выражениях, подобранных специально для конкретного случая, а во внутренней сдержанности и желании благополучия оппоненту. Это должно проявляться в каждом действии сатьяграха.

На первых порах, хотя люди и стали более смелыми, правительство ничего не предпринимало. Но земледельцы долго не сдавали позиций, и тогда правительство прибегло к радикальным мерам. Чиновники, ответственные за сбор налога, стали продавать принадлежавший земледельцам скот и конфисковывать любое движимое имущество, какое попадалось под руку. Были разосланы уведомления о штрафах, а в отдельных случаях крестьянам запрещали распоряжаться еще не сжатыми урожаями. Это напугало земледельцев. Некоторые все-таки заплатили налоги, другие попытались отдать чиновникам самое ненужное имущество, чтобы погасить хоть какую-то часть долга. Но многие были готовы сражаться до победного конца.

Пока все это происходило, один из арендаторов Шанкарлала Парикха заплатил налог с обрабатываемой им земли. Это поразило нас. Шанкарлал Парикх немедленно принял меры, чтобы исправить ошибку свого арендатора. Он отдал земельный участок, с которого был уплачен налог, на благотворительные цели. Так он сумел спасти свое честное имя и показать пример остальным.

Чтобы ободрить напуганных крестьян, я посоветовал им вместе с Моханлалом Пандьей собрать урожай лука с поля, на которое наложили незаконный, на мой взгляд, арест. Я не рассматривал это как акт гражданского неповиновения, но даже если это и было им, я предпочитал пойти на такой решительный шаг. Пусть арест наложили и по закону, думал я, но подобные действия правительства противоречат морали и близки к воровству. А потому долг земледельцев состоял в том, чтобы собрать урожай, игнорируя полученный ордер на арест. Народ выучил этот горький урок и узнал, что такое штраф и тюремное заключение, которыми обычно сопровождается любое гражданское неповиновение. Моханлалу Пандье это даже понравилось. Он полагал, что в ходе нашей кампании хотя бы один человек должен попасть за решетку во имя принципов сатьяграхи. Он охотно согласился собрать лук вместе с семью или восемью друзьями.

Правительство не могло после этого оставить их на свободе. Арест Моханлала и его товарищей вдохновил народ действовать еще решительнее. Когда страх перед тюремным заключением пропадает, репрессии лишь вселяют мужество в людские сердца. Целые толпы окружили здание суда в тот день, когда рассматривалось дело. Пандью и его товарищей признали виновными и приговорили к короткому тюремному заключению. Я, разумеется, считал обвинение несправедливым, ведь сбор лука нельзя было приравнять к воровству по уголовному кодексу. Но мы не стали подавать апелляцию, поскольку считали необходимым избегать судебных разбирательств.

Процессия земледельцев сопровождала «каторжников» до тюрьмы, и в тот день Моханлал Пандья получил от земледельцев почетный титул дунгли чор (луковый вор), которым гордится и сейчас.