Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Гошала в Беттиахе до сих пор действует, но она не стала образцовой. Быков в Чампаране все еще заставляют работать до полного изнеможения, а так называемые «индусы» жестоко издеваются над несчастными животными и покрывают позором свою религию.

То, что наша идея так и осталась идеей, меня очень печалит, и когда бы я ни оказался в Чампаране, я выслушиваю сдержанные упреки друзей-марвари и жителей Бихара и с грустью вспоминаю грандиозные планы, от которых мне так спешно пришлось отказаться.

Просветительские мероприятия в той или иной форме продолжаются во многих местах, но проект защиты коров не встретил должного сочувствия, а потому работа в этом направлении застопорилась.

Пока проблемы крестьян Кхеды еще только обсуждались, я решил попробовать помочь фабричным рабочим в Ахмадабаде.

Причем я оказался в крайне деликатном положении. Аргументы рабочих были весомыми. Шримати Анасуябай приходилось действовать против собственного брата Амбалала Сарабхая, который выступал от имени владельцев предприятия. Мои отношения с ними были дружескими, но это только затрудняло мою работу. Я поговорил с владельцами фабрик и предложил передать конфликт на рассмотрение третейского суда, но они отказывались признавать сам принцип арбитража.

Тогда я посоветовал рабочим объявить забастовку. Но прежде я познакомился поближе с ними и их лидерами и объяснил условия, соблюдение которых необходимо для успешной забастовки:

1. Никогда не прибегать к насилию.

2. Никогда не нападать на штрейкбрехеров.

3. Никогда не попадать в зависимость от благотворительности.

4. Оставаться твердыми, какой бы долгой ни была забастовка, и зарабатывать на жизнь любым другим честным трудом.

Лидеры забастовки поняли меня и согласились на эти условия, а рабочие приняли решение не возвращаться к работе, пока владельцы фабрик не учтут их требований или не обратятся в арбитраж.

Именно во время этой забастовки я близко сошелся с Валлабхаи Пателем и Шанкарлалом Банкером. С шримати Анасуябай я был знаком задолго до того.

Мы проводили ежедневные митинги в тени деревьев на берегу реки Сабармати. Забастовщики приходили на такие митинги тысячами, и я в своих речах напоминал о принятых ими условиях, о необходимости действовать мирно и не терять самоуважения. Они каждый день маршировали по улицам города, не нарушая общественного порядка, и несли транспарант с надписью « Эк-тек » («Сдержим обещание»).

Стачка продолжалась двадцать один день. Иногда я обращался к владельцам фабрик с просьбами поступить по справедливости со своими рабочими.

— Но мы тоже приняли на себя определенные обязательства, — отвечали мне они. — Наши отношения с рабочими похожи на отношения родителей и детей… Как мы можем допустить вмешательство третьей стороны? Уместен ли здесь арбитраж?

Прежде чем продолжить рассказ о развитии трудового конфликта, я бы хотел заглянуть в ашрам. Все то время, что я провел в Чампаране, я не переставал думать об ашраме и порой заезжал туда ненадолго.

В те дни ашрам располагался в Кочрабе — небольшой деревне недалеко от Ахмадабада. В деревне случилась вспышка чумы, и я подумал о том, что дети ашрама теперь в опасности. Было сложно выработать иммунитет против воздействия окружающей нас антисанитарии, как бы тщательно мы ни соблюдали правила гигиены внутри ашрама. У нас не было возможности заставить жителей Кочраба следовать этим правилам, а избегать их мы тоже не могли.

Мы хотели, чтобы ашрам находился на безопасном расстоянии и от города, и от деревни, но в то же время в пределах их досягаемости. Мы стремились к тому, чтобы однажды осесть на земле, которая принадлежала бы нам самим.

Чума стала достаточно веской причиной, чтобы покинуть Кочраб. Пунджабхай Хирачанд, торговец из Ахмадабада, поддерживал тесные связи с обитателями ашрама и бескорыстно помогал нам решить самые разные вопросы. Он знал о том, что происходит в Ахмадабаде, и вызвался найти для нас подходящий участок земли. Вместе с ним я объездил окрестности к северу и югу от Кочраба в поисках участка, а потом попросил его подыскать место в трех или четырех милях к северу. И он выбрал участок, на котором ашрам находится до сих пор. Его близость к центральной тюрьме Сабармати особенно привлекла меня. Поскольку тюремное заключение считалось чуть ли не рядовым событием в жизни участника сатьяграхи, мне понравилось подобное местоположение. Кроме того, я понимал, что для строительства тюрем обычно выбирали чистые места.