Рудольф Фукс - Песни на «ребрах» - Высоцкий, Северный, Пресли и другие

Вспоминаю странный и загадочный эпизод, объяснений которому не могу найти вот уже почти семь десятков лет. Немец продвигался к Питеру нешуточными темпами, когда в городе по детским учреждениям был объявлен сбор ребят всех возрастов с двухдневным запасом еды и сменой одежды для отправки в некую «зону безопасности». Со мной были мой старший, ныне покойный, брат Веня и двоюродная сестра Ляля. Везли нас несколькими эшелонами и высадили на станции Валдай, где распределили по окрестным деревням. Тех, кто был постарше, отрядили в помощь колхозникам, а мелкоту оставили при дворах. Я срочно подхватил малярию, и Ляля ухаживала за мной. Всё вроде было ничего, но тем временем фашисты подступали к Ленинграду и вот-вот должны были подойти к Валдаю. Естественно, все папы и мамы, с тревогой наблюдавшие за развитием событий, бросились искать транспорт, чтобы вывезти своих чад из «зоны безопасности». Поезда уже практически не ходили, и добраться можно было только на попутке или подводе. Мама с теткой ринулись в это опасное путешествие и после многих приключений и даже встречи с вражескими лазутчиками прибыли наконец на нанятой телеге в колхоз. Буквально на следующий день после нашего отъезда станция Валдай была занята гитлеровцами.

Много лет спустя в Нью-Йорке я встретил несколько женщин, которые были вместе со мной в валдайском эшелоне. Далеко не всех успели тогда вывезти родители, и многие оказались в плену, а впоследствии за границей как «перемещенные лица». Ни в одной из книг о ленинградской блокаде я не нашел упоминаний об этом эпизоде и по сей день гадаю, что это было: обычное партийное головотяпство или злобный умысел? Кто додумался пустить детей навстречу врагу? Зачем?..

Смутно помню возвращение домой. Подводу то и дело останавливали выходившие из лесов странные люди в ватниках, кто с огнестрельным оружием, а кто с косами и топорами в руках. Видя, что взять с нас нечего, они отпускали нас с миром. Сколько мы ехали по топким дорогам, не помню, но в начале сентября 1941 года были уже дома, в Ленинграде, на Ропшинской улице, 25. Как оказалось, успели «вовремя» — аккурат к первой бомбежке, во время которой я чудом уцелел.

В блокадном городе мы выживали до весны 1943 года, покуда мой отец не сумел вывезти нас по легендарной «Дороге жизни» на Большую землю, в Вологду. Все эти годы отец служил заместителем начальника санитарного поезда и не имел никакой информации о своей семье. После одной из успешных операций по вывозу раненых его представили к ордену, но он упросил начальство вместо награды дать ему возможность забрать жену и детей из блокадного города. Ему пошли навстречу. В Вологде я пошел в первый класс и с тех пор считаю этот город своей второй малой родиной.

В 1945 году мы вернулись из эвакуации. На квартире у своего дяди я впервые увидел пластинку на диске патефона и попросил включить ее. Полилась мелодия популярного в ту пору фокстрота «Джеймс Кеннеди» в исполнении джаз-оркестра Военно-морского флота СССР:

Моя мама замечательно пела старинные романсы, аккомпанируя себе на пианино. Особенно часто она исполняла «Ветку сирени», «Бал Господен» Вертинского и «Я ехала домой». Мама рассказывала, что автор романса «Я ехала домой» актриса Мария Пуаре [1] Подробнее о драматической судьбе актрисы см. книгу Е. и В. Уколовых «Графиня Маруся». М., 2002. (Здесь и далее прим, сост.) жила некоторое время в соседнем доме. Окна ее квартиры выходили к нам во двор и находились почти на уровне наших, так что, когда мама пела ее романс, Мария Яковлевна невольно слышала исполнение, и нельзя сказать, что оно ей не нравилось. Во всяком случае, мама вспоминала, что при встрече Мария Яковлевна всегда бывала с ней приветлива. В мамином исполнении я впервые услышал песни городского фольклора: «Кирпичики», «Маруся отравилась», «Цыпленок жареный» и смешную песенку с припевом «С добрым утром, тетя Хая, вам пластинка из Шанхая…»