Виктория Мочалова: Лытдыбр [Дневники, диалоги, проза]

Слово “Танзания” – новоязовское сокращение по типу КуКрыНикСов – возникло на пустом месте в 1964 году, когда власти независимой от колониализма с мая 1961-го страны Танганьики спонсировали геноцид мусульманских жителей соседнего острова Занзибар, тоже вполне независимого от европейцев султаната, чтобы его аннексировать. Геноцид прошёл удачно, аннексия состоялась, и, чтобы оставшиеся в живых жители Занзибара не чувствовали себя обиженными, страну Танганьика тоже переименовали в United Republic of Tanzania (TANganyika+ZANzIbAr). Советская власть решила, что новорождённую Танзанию стоит поддержать, покуда этого не сделали Британия и Штаты (слегка охуевшие от геноцида в Занзибаре, но интересов в Восточной Африке не утратившие). Поэтому СССР обещал помочь Танзании наладить промышленное строительство. И послал туда лучшего своего специалиста, инженера Красичкова из Запорожья.

С задачами промышленного строительства наш инженер справился, надо полагать, на ура. Но и другие волновавшие его вопросы он тоже решил в лучшем виде. Нашлись независимые танганьикцы, готовые его любить, и они любили его, и заразили ВИЧ-инфекцией, о существовании которой мало кто в те годы знал что-либо. Потом его каденция в Дар-эс-Саламе закончилась, и он вернулся в СССР. Вернее, в Москву, благо танзанийский заработок давал такую возможность. А тут уже 30 человек полюбили его без профилактики, как Кукуц и Мукуц в сауне, с самыми разнообразными для себя последствиями. Москва – город греха, Фрэнк Миллер отдыхает.

Так инженер Красичков подарил Советскому Союзу “чуму XX века” (модное в те годы название СПИДа в прессе и документах ВОЗ), но известно обо всём этом стало лишь пару лет спустя, когда соввласть сподобилась закупить на Западе диагностические тесты, и при инфекционных больницах открылись лаборатории, где можно было провериться. Красичков каким-то чудом сообразил, что ему туда надо, – и в 1985 году стал узником 2-й инфекционной больницы на Соколиной горе, главной достопримечательностью в хозяйстве ведущего отечественного инфекциониста академика Петровского.

Что “чума XX века” – дичь и баян, любому человеку, смыслящему хоть немного в инфекциях, ясно было сразу. Путь заражения ВИЧ-инфекцией – т. н. инокуляция – в точности соответствует тому, как заражаются вирусным гепатитом B. Для гарантированного заражения возбудитель необходимо вводить в кровь, например, путём инъекции. Заражение половым путём требует наличия свежих повреждений слизистой оболочки, через целые покровы вирус не может пробиться. Исключение составляет задний проход, где близко к просвету кишки расположена венозная сеть, и жидкости всасываются там в кровоток довольно активно. В общем и целом контагиозность порядка 0,4 % – то есть одно заражение на 250 контактов, считающихся опасными. При том, что контагиозность первично-лёгочной чумы, передаваемой воздушно-капельным путём, стремится к 100 %. Так что сравнение притянуто за уши. Однако ж в разных общественных и медицинских организациях сразу почувствовали, какие огромные бюджеты можно срубить под борьбу со СПИДом, и исключительно этими соображениями диктовалось частое повторение страшилки про чуму. Бог им судья. Вреда от этой страшилки всяко не случилось.

Красичков несколько лет прослужил наглядным пособием для студентов, ординаторов и аспирантов, изучавших на Соколиной горе инфекционные болезни (включая и автора этих строк). Потом он умер – приблизительно в то же время и от тех же причин, что и прославленный уроженец Занзибара Фарук Бульсара, которого от танзанийского геноцида спасло в 1964 году бегство семьи в Великобританию. К сожалению, от СПИДа 20 лет спустя оно его не спасло.

Другим весьма эффективным импортёром инфекции в СССР стал гражданин Республики Куба, боцман, ходивший в советские порты на торговых кораблях под флагом не помню какой страны. У него были густые усы и семья в шести портовых городах Союза, где его судну случалось бросать якорь. Понятно, что все шесть семей получили инфекцию: несмотря на всю мифологию про высокий уровень медицины у Кастро, презервативы боцман не уважал.

Дальше уже СПИД стал распространяться по СССР без помощи зарубежных гостей, поскольку сама по себе идея одноразовых шприцев, скарификаторов и капельниц была советской плановой медицине чужда. Они считались недопустимым развратом для советского человека, и нигде не употреблялись (кроме, вероятно, Кремлёвки). Так что в некоторых стационарах (в основном в провинции) счёт заражённых при медицинских операциях и трансфузиях шёл на десятки. Знания о СПИДе в те годы были в основном мифологичны, так что к заразившимся в обществе относились как к прокажённым в Средневековье.