Лев Зильбер: Воспоминания

Совсем рядом был Ростов — большой университетский город. Кафедру микробиологии возглавлял известный профессор В. А. Барыкин. Но как попасть в Ростов, как попасть к Барыкину?

Помощь пришла совершенно неожиданно. Осенью был издан приказ по Красной Армии об обязательном использовании врачей по специальности.

Я срочно затребовал из Москвы диплом об окончании бактериологических курсов Блументаля, которые я прошел, еще будучи студентом, и с этим дипломом явился к Стоклицкому.

После длительной беседы я умолил его-перевести меня в Ростов, в лабораторию санчасти фронта на скромную должность лаборанта. Я терял приличную заработную плату, вестового, свою верховую лошадь (эта потеря была самой чувствительной), но зато — работа в лаборатории! Я был счастлив.

Лабораторией санчасти фронта заведовал д-р П. А. Винокуров, гигиенист, высокоэрудированный специалист и прекрасный человек. Мы довольно быстро стали друзьями, несмотря на значительную разницу лет, и эта дружба продолжалась долгое время.

Мне были поручены бактериологические анализы, и я бы совершенно потонул в них, если бы не хорошие помощники. Мы поизо-бретали много всяких приспособлений, позволявших отчасти автоматизировать мытье лабораторной посуды, приготовление питательных сред и пр. В результате освободилось некоторое время для научной работы. Это была уже третья попытка Первый раз — в Петербургском университете в лаборатории профессора А. С. Догеля — помешала война и перевод в другой университет. Второй раз на чердаке дома, где я жил и в Москве, — помешали кошки, которые съели моих подопытных кроликов. Что же помешает теперь?

Д-р Винокуров не мог помочь мне как руководитель. Гигиеной я интересовался мало, и. мне хотелось заняться каким-либо бактериологическим вопросом. Лаборатория помещалась в сыпнотифозном госпитале. Смертность была высокой. Никакого специфического лечения тогда не существовало. Нельзя ли чем-нибудь помочь больным?

Возбудитель сыпного тифа не был тогда открыт, но было известно, что он содержится в крови. Вошь, насосавшаяся этой крови, переносит заболевание от больного к здоровому. Что, если взять эту кровь или сыворотку, убить нагреванием находящегося в ней возбудителя и вводить ее под кожу больному? Может быть, введением этого материала, похожего на вакцину против бактериальных болезней, мы сможем повысить защитные силы организма?

Я договорился с врачами госпиталя, и мы начали соответствующие опыты. Больные переносили введение нашей «вакцины» очень легко, и, когда накопились наблюдения за течением заболевания у получавших «вакцину» и контрольных больных, ее не получавших, стало ясно благотворное влияние прививок — сократился температурный период, заболевание протекало легче, с меньшими осложнениями и меньшей смертностью. Я ликовал и решил доложить наши данные на научной комиссии санчасти фронта, чтобы и другие госпитали могли использовать и проверить наши наблюдения.

Председателем научной комиссии был профессор В. А. Барыкин. Он внимательно слушал мой доклад, задал ряд вопросов, а потом резко критиковал наши данные. Предлагаемый метод не имел, по его мнению, никакого теоретического обоснования. Вошь переносит не то количество возбудителя, которое находится в высосанной ею крови, возбудитель размножается в организме вши в громадном количестве, и поэтому ее укус заражает человека. Вируса в крови ничтожное количество, и никакой вакцины из подобной крови не приготовишь. Подкожное введение любого белка вызывает некоторое повышение защитных сил организма, и именно это и наблюдалось в лучшем случае в наших опытах. Наши «контроля» никуда не годятся; чтобы они были достоверны, контрольным больным нужно было бы вводить под кожу какой-нибудь белок, например куриный. Эти и другие возражения сыпались на меня свинцовым дождем.

Я был чрезвычайно расстроен. Добиваясь постановки своего доклада на научной комиссии, я надеялся не только познакомиться с профессором Барыкиным, но и показать ему, какой я «умный», и открыть себе дорогу к нему на кафедру. Теперь все рушилось. Терять было нечего. Страшно волнуясь, я горячо начал возражать ему, стремясь разбить по пунктам каждое его замечание, и кончил патетически:

— Разве больному важно, поправился ли он от достаточно или недостаточно теоретически обоснованного лечения? Ему важ

но остаться живым и здоровым.

По окончании заседания В. А. Барыкин подозвал меня к себе. Он улыбался.