Валерий Чумаков: Сытин. Издательская империя

Расстались мы друзьями, я отдал в набор «Ужасного колдуна».

Но через некоторое время прибегает ко мне встревоженный корректор (человек с образованием, из семинаристов) и говорит:

– Иван Дмитриевич, как бы чего не вышло с вашим «Ужасным колдуном».

– А что такое?

– Да ведь это, – говорит, – повесть Гоголя… Непременно отвечать будете…»

Как видите, в воспоминаниях Сытин говорит, что в таком виде повесть он печатать не стал. А в Москве говорили, что напечатал. И один из сытинских авторов и приятелей Александр Пругавин [44] Пругавин Александр Степанович (1850, Архангельск, – 1920), русский исследователь старообрядчества и сектантства, публицист, революционер-народник. С 1869 учился в Петровской земледельческой и лесной академии в Москве, участвовал в революционных студенческих волнениях 1869. Привлекался в 1871 по «процессу нечаевцев», в том же году выслан в Архангельскую губернию. С 1877 изучал старообрядчество. После Октябрьской революции 1917 в Сибири сотрудничал с белогвардейцами. В марте 1920 арестован, умер в Красноярской тюрьме от тифа. вспоминал, как сам Сытин ему рассказывал, что, не зная еще о плагиате, отпечатал «Ужасного колдуна» в 30 тысяч экземплярах. Книжка разошлась так хорошо, что он тут же заложил в печать еще 60 тысяч экземпляров. И только тогда метранпаж узнал в нем «Страшную месть» Гоголя.

Думаете, после этого издатель прекратил все отношения с наглым Власием? Отнюдь. Опять же, в воспоминаниях он продолжает:

«– Ах ты, незадача какая… Что ж теперь нам делать?

– А больше ничего, – говорит (корректор), – как переделать эту повесть.

Как на счастье, вскоре пришел и мой молодой человек, и мы мирно и даже благодушно покончили наше недоразумение.

– Ежели хотите, Иван Дмитриевич, я все могу переделать.

– Нет, – говорю, – все-то не надо, лучше Гоголя не напишете, а страниц десять переделайте по-новому, чтоб скандалу не было».

Позже недоучившийся гимназист принес в типографию Сытина еще не одну чужую рукопись. Уже когда Власий стал одним из самых известных российских фельетонистов, Сытин жаловался писателю Иерониму Ясинскому [45] Иероним Иеронимович Ясинский (30 апреля (18 апреля) 1850, Харьков – 31 декабря 1931, Ленинград) – русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист. : «Меня Дорошевич как малограмотного не раз надувал и, так сказать, обучал. Принесет что-нибудь из Пушкина, за свое выдаст, я и издам. За «Тараса Бульбу» еще заплатил ему двадцать пять, за дешевкой гнался, по правде сказать, и показалось интересным. Пришел квартальный в лавочку, я и похвастай: вот какой писатель выискался, далеко, говорю, пойдет, а он взял рукопись, прочитал, да и говорит: «В арестантское отделение угодит». За то, говорит, что это Гоголя, а это Пушкина. Пришлось одно издание совсем уничтожить, а другое разобрать в типографии. Ну, а рукописи на память оставил. Дорошевич теперь знаменитостью сделался. Только я, как читаю его фельетон, все думается: откуда он это слямзил?» Позже дочь Дорошевича в своих мемуарах утверждала, что отец ее устраивал такие «подставы» вовсе не с целью нажиться, а только желая подшутить над глупым издателем.

Фамилию Дорошевич вы запомните. Мы к ней еще вернемся. И не раз.

До Всероссийской выставки 1882 года сытинская типография, если не считать удачной находки с картами военных действий, не занималась. Даже в хвалебном альбоме, изданном к юбилею фирмы, составители вынуждены были признать, что Сытин «как издатель, долго, до 80-х гг. шел на одном уровне с другими аналогичными фирмами». Но Иван Дмитриевич, в отличие от своих конкурентов, вполне довольных положением дел, постоянно думал над тем, чтобы еще такого нового, ходового напечатать. И совет Боткина обратить внимание на картины известных живописцев пришелся как нельзя в пору.

Иван Дмитриевич вообще любил всякие картины, картинки и раскраски. Именно поэтому его книжки и брошюрки могли быть напечатаны на плохой бумаге, убогим шрифтом, текст мог не блистать великолепным стилем, но каждая книжка была обязательно богато иллюстрирована, на заглавной странице обязательно присутствовала интересная картинка (не всегда соответствовавшая содержанию) а буквицы в начале глав были всегда выведены в завитушках самого немыслимого вида. Уважение его к изобразительной науке было так велико, что он почти любой рисунок, даже самый незначительный называл «картиной». А любимой поговоркой издателя было «Картина за собой и книгу тянет». В случае с крестьянской продукцией, на которую была ориентирована фирма, это было, безусловно, верно. Хороший рисунок для полуграмотного крестьянина был непреходящей ценностью, а для крестьянина безграмотного – ценностью безусловной. Для грамотного и полуграмотного добротные иллюстрации могли достойно компенсировать слабое содержание, а безграмотному это содержание и вовсе было неинтересно, зато хорошие картинки вполне могли стать стимулом потратить завалявшуюся в кармане лишнюю копейку.