Галина Сафонова-Пирус: В перестройке. 1987—2000

Подходим к милиционеру:

– Где здесь формируется колонна «зеленых»?

– А их нет, – отвечает мужчина, стоящий рядом. – Они сами отказались идти.

– Сами?.. – спрашиваю удивленно.

Он стреляет в меня глазами, но ничего не отвечает.

Идем дальше. Возле остановки видим все же одного СОИвца: стоит с плакатом, в котором объясняется, почему обкомовская больница должна быть передана народу, а рядом с ним прямо на травке лежит развернутая тетрадь, в которой желающие оставляют свои подписи «за».

День прекрасный! Почти жарко, деревья в пестрой зелени, трава густая, яркая, – хоть коси! – и среди нее желтые поляны одуванчиков. Удивительно ранняя весна. И людей как-то удивительно много на улицах: стоят у обочин, приветствуя колонны, идут рядом с ними, но возле Площади партизан их останавливают, – дальше только в колоннах! – и поэтому мы, обходя площадь Ленина, где «демонстрируют» перед трибунами, пробираемся теперь оврагами, через Судок, через сквер Маркса, возле ТЮЗа и выходим, наконец, к Банку, где снова «сливаемся с колоннами», но уже «отработавшими». Люди не спеша бредут по дамбе, несут на плечах свернутые знамена, транспаранты.

– Не люблю я эти демонстрации, – слышу вдруг позади негромкий мужской голос. – Идешь, как арестованный… через строй милиционеров и гэбэшников.

Оглядываюсь: сзади – двое мужчин со свернутыми плакатами подмышкой.

– Чего ж тогда ходили, – улыбаюсь, – если не любите?

Один осторожно усмехается:

– Надо ж было отдать долг государству.

– А вы ему ничего не должны, – бросаю.

– Это оно вам должно, – добавляет Платон.

Ничего не отвечают, но чуть позже обгоняют нас, оборачиваются, рассматривают.

Звонили Виктору из Обкома партии и расспрашивали: чем он недоволен, что все пишет и пишет в центральные газеты? Ну, он и высказал все: почему СОИвцев выгнали на улицу?.. почему и там преследуют?.. почему, заклеймив, не дают возможности защититься в прессе?.. почему единственного журналиста, который выступил в их защиту, тут же уволили из газеты, да еще не дают нигде работать, поливают грязью и направили даже в писательскую организацию грязную характеристику на него?

Обещали разобраться, позвонить еще раз.

– Разберитесь, – пригрозил им братец, – иначе буду писать и самому Горбачеву.

Мой сон.

Совсем пустынный пляж, и только – мы с сыном загораем. Хорошо!.. Но вдруг вижу: бегут какие-то ребятишки… их много, и вот уже они возле Глеба… и окружают его, толкают, виснут на нем. Что делать? И начинаю кричать: – По-мо-ги-те!

А сегодня – опять: что снилось?.. не помню, но кричалось трудно, надрывно.

«Синдром страха» – говорят психиатры.

Да как же ему и не быть-то, если каждый раз в магазине удивляешься: смотрите-ка, еще макароны есть!.. ой, и копченую ставриду выбросили!.. да и яички можно достать, если хорошенько побегать.

А из головы не уходит: а вдруг и эта тонкая ниточка оборвется?

Ходил вчера Платон к тому ответственному секретарю, который подписал его характеристику, – «чтобы посмотреть ему в глаза», – и тот сказал: составлял, мол, ее Атаманов, член Союза писателей, а ему велел только подписаться.

– И вы подписали? – возмутился Платон. – Но это же подлость!

– Но когда вы писали свои критические статьи, ведь из-за них тоже кого-то увольняли! – нашёлся тот что ответить.

Встретил Платон и Нестева в коридоре, который тоже проголосовал за его увольнение, – а ведь когда-то почти друзьями были! – так он пригласил его к себе в кабинет и говорит:

– Хочу тебе помочь. Звонил мне редактор многотиражки, ищет сотрудника…

– Во-первых, – прервал его Платон, – давайте будем на Вы. А во-вторых… Нет, не нужна мне ваша помощь, не хочу быть обязанным… Вам.

– Да я и сейчас проголосовал бы за снятие тебя с работы, – разозлился тогда Нестев и поправился: – вернее… Вас, и с характеристикой тоже согласен.

– А не считаете ли Вы, что поступаете, как те, что в тридцать седьмом подписывались под доносами, после которых расстреливали невинных?

Нет, он так не считает. Вот так и поговорили вчера… почти друзья когда-то.

А сегодня Платон сам звонил редактору многотиражки Ирмаша, – там есть место в газете, – и вначале тот вроде бы согласился взять Платона, а потом отказал.

Ходил он и в Обком к Артюхову, зав. сектором печати, а тот и начал:

– Ты же оскорбил всех в «Рабочем»… Да и мест сейчас нет даже в многотиражках, вот только если в Злынку…

Но со Злынкой мы подождем.

И все же подал Платон иск – впервые журналист судится с газетой! – на «Рабочий» за свое увольнение, и сегодня вызывали его к судье, а пришедшие от газеты Нестиков и Атаманенков, сказали, что он их всех оскорбил.