Время шло. Деревня умирала. Сын старел, но, как и мать, стал ходить и всем, кому попало на нее жаловаться, что она жизнь его загубила и до гробовой доски своим упрямством, доведет! Не долго ходил, и жаловался. Однажды женщина, с которой он спал на сеновале, и он были найдены мертвыми. А рядом бутылка с техническим спиртом пустая… Вот это были первые трупы, которые действительно вскрывали и провели судебно-медицинское исследование… Заключение эксперта: «Отравление техническим спиртом»…. Все так, да не совсем. Сын-то не был ни горьким пьяницей, ни неграмотным. Откуда он взял технический спирт? Когда водки на сеновале было полно… Если бы он с бабой хотели бы покончить жизнь самоубийством, то не выбрали бы такую мучительную смерть! Ногти у обоих были сорваны, словно звери землю замерзшую рыли… О доски, в мучительных судорогах, ногти сорвали! Глашка их отравила, заменив в одной бутылке водку техническим спиртом, и подбросила бутылку им! Я так думаю…
Бабуля выпила еще одну рюмку коньяка. А потом сказала: «Ты, как, поедешь к своей бабуле или поспишь маненько в машине? Если спать будешь, то мы со стариками твои гостинцы перетаскаем тихонько… Если ехать хочешь, то я сбегаю за ними… Да и ты нам помоги. Мы уже не те, слабенькие…» «Давайте все перенесем вдвоем. Я сильная и быстро бегаю. Буду складывать коробки у крыльца вашего…» «А не хочешь с Глашой попрощаться?» «Вот и перетаскаю, и попрощаюсь…» – ответила я…
…За полчаса я все перетаскала. Бабулька тоже коробку с коньяком сама донесла… «Ну, пойдем прощаться с Глашой?..» – спросила она, и на лице ее, изборожденном глубокими морщинами, я вдруг увидела… улыбку Моны Лизы! Даже головой тряхнула: надо же такое наваждение! А, потом, быстро села в машину. Дождалась, когда плавно закроется за мной дверь, и откроется окно, и посмотрела прямо в глаза, продолжавшей улыбаться, бабуле. Несколько секунд смотрела. Бабуля не отводила глаз. Тогда я спросила: «А от чего Маша умерла?» И, не дожидаясь ответа, крикнула, запустив мотор: «Прощай, Глаша! Хорошо, что ты неверующая!»
В деревню я в эту больше не ездила. Но слово свое сдержала: послала туда на 40 дней своего бой-френда с продуктами, который мне уже изрядно надоел, но отвязаться от него я никак не могла: пристал, как банный лист… Вот уже вторая неделя пошла, а он все не возвращается!..
История четырнадцатая. Просто месть
Фото Евгения Черносвитова.
Этот рассказ, которым я хочу здесь поделиться, собственно принадлежит Василию Макаровичу Шукшину, близкому другу моего мужа. Когда Василий Макарович бывал у нас, он так или иначе возвращался к этому рассказу, к событиям, которые сильно потрясли его. «Вот ты – психолог. Больше того, психиатр. Объясни мне, как это возможно? Что такое происходит в человеке, здоровом и нормальном, ничем не отличающимся от других, когда ни с того, ни с чего, делают такое?» При этом у Василия Макаровича желваки скул ходили ходуном, глаза в сильном прищуре впивались в мужа, а кулаки сжимались так, что костяшки пальцев белели. Мой муж всегда говорил в ответ одно и то же: «А ты, Вася, возьми да напиши рассказ об этом, что тебя так мучает. Глядишь, отпустит…»
«Не могу я написать об этом. Меня и так обещал один земляк, за то, что я, якобы, о нем написал плохо, подкараулить, когда я приеду домой, и долбанут по башке кирпичом!.. Живы, и не разъехались многие… Как не прячь концы в воду, не получится! Тогда точно пришибут в родной деревне!» Василий Макарович глубоко вздохнул, и затянулся сигаретой. В такие минуты, раздираемый страстями, затягиваясь, он и сигарету почти до огонька втягивал в рот.
Последний раз Шукшин с мужем говорили об этом происшествии на свадьбе в Сростках – столы были накрыты на Пикете – в 1974 году, за несколько дней до его гибели. Он, чуя смерть, прилетал в Москву, бросив съемки, вопреки воле Сергея Бондарчука. Принес нам целый портфель различных алтайских бальзамов, настоев из целебных трав, облепихового масла. Забегал к себе домой. Но не Лиды, ни дочек не было в Москве. Они были в Ленинграде. Евгений был последний, кто Василия Макаровича видел в Москве.
Евгений, мой муж, врач и философ. В судьбу он не верил. Но, с Василием Макаровичем свела, просто крепко связала их какая-то высшая сила. Посудите сами. Первые рассказы Василия Макаровича опубликовала в журнале всемирно известном – «Москва», тетя Евгения, Вера Дмитриевна Шапошникова. Она работала тогда заведующим литературным отделом. Вся редколлегия журнала была против публикации рассказов Василия Макаровича: «У нас достаточно „деревенщиков“! Зачем их плодить? Да и в литературном плане они слабые, не говорю уж о стилистики», – резюмировал решение ред. коллегии, зам. главного редактора Елкин. «Так-то это, может быть, и так, тихо сказал последний член ред. коллегии – Михаил Александрович Шолохов – но я за то, что рассказы нужно печатать и, Вера Дмитриевна, – повернулся он в сторону зав. литературным отделом, – я читал рукопись, без всякой правки! У нас родился новый талант, самобытный и ни с кем несравнимый. И вообще, Белов – „деревенщик“, Федор Абрамов – „деревенщик“, Виктор Астафьев – „деревенщик“, а почему Михаил Шолохов не „деревенщик“?.. Пусть Василий Шукшин будет вместо меня, еще одним „деревенщиком“!» Так появились в журнале «Москва» рассказы Василия Макаровича Шукшина…
Читать дальше