«Plus grandir» был снят чуть меньше чем за неделю. В первый день были натурные съемки на кладбище. В остальные четыре дня съемки проходили в декорациях комнаты замка, в которой везде была паутина. Это не естественное оформление. Мы выбрали замок в более-менее безлюдном месте: этот клип мог бы быть иллюстрацией какой-то фантастической сказки. Красивый мир, немного темный, как в мечте. Это был замок в стиле барокко, который мог находиться как в 1985 году, так и в 1970, а может и раньше.
Относительно темы детства в клипе, это период, который каждый видит по-разному, но который необычайно труден. Это травма, рана. Именно изнасилование прекращает юность и наступает возраст, называемый взрослым. Это тяжело. Когда мы дети, то нам прощается даже «жестокость». Начиная с момента, когда ваши действия больше не являются невинными, а становятся обдуманными, все в нашем сознании облачается в другую оболочку. И детская коляска в клипе больше делает намек на катафалк или на могилу, чем на действительно детскую коляску. Я по натуре беспокойная. Когда мы немного ясны… Когда мы касаемся табу, религии, детей, матери – это беспокоит. Ставить людей перед лицом их страхов – это выбор. Именно с этим клипом мы создали наш мир, именно он дал старт. Это было начало большой серии.
Именно на «Libertine» я поняла разницу между достигнутым успехом и успехом в СМИ. Этот успех мне очень нравился. Это изменяло и в то же время не меняло мою жизнь в том смысле, что я продолжала свой путь. Начиная с этого момента, я боялась не суметь взять на себя ответственность. В данной профессии очень важно быть уверенным под воздействием кого-либо. В то время мой менеджер Бертран Лё Паж, начиная с «Maman a tort», во многом поспособствовал моей физической трансформации и тому, что я верила в себя. Далее, разумеется, было много работы. Когда меня спросили, на что я потратила бы роялти от «Libertine», то я ответила, что купила бы замок в Боварии, чтобы быть рядом с моим другом Луи, и что я там разведу тысячи обезьян. Луи II (Louis II) с Жилем де Ре (Gilles de Rais) являются моими любимыми персонажами.
Это был первый раз, когда я вошла в Топ-50, он был своеобразным трамплином. Это позволяло мне пойти дальше, так как был медиауспех по продажам и по уровню клипа. Текст песни смущал некоторых составителей телепрограммы, и на телеэкране мой скромный костюм с изрезанными кружевами, а так же моя манера танцевать, заставляли морщиться не одного человека. Но Топ-50 был тогда для того, чтобы показать, что песня нравится всем. В 1986 году во время летней поездки «Европа 1» я спела «Libertine» перед пятидесятью тысячами человек в Марселе. Меня это не беспокоило! Я не могла сказать, что тогда происходило в моей голове, особенно когда я пела «Je suis libertine, je suis une catin». Это было опьяняющим, это единственное, что я могла бы сказать.
Перевод «Libertine» на английский язык был в стадии реализации. Поднимался даже вопрос о том, чтобы поехать в студию в Великобритании и плодотворно поработать с энергичной англо-саксонской командой. Мы не смогли сделать литературный перевод, но кто-то квалифицированно перевел «Libertine», сохранив дух песни.
Для нас «Libertine» не была основой для сингла из альбома «Cendres de lune», впоследствии она была добавлена в студии. Был образ, который в сознании людей становился точным. Именно образ «сексуальности и провокации». Тем не менее, этому образу суждено было измениться, так как следующий сингл должен был радикально отличаться от него. Начиная с этого момента, я не собиралась снова создавать «Libertine». Это было одновременно и легко, и самоубийственно.
Песня.Эта песня пришла инстинктивно во время сеанса записи альбома. Я с коллективом была в студии, когда из колонок начала звучать «Libertine». В то время не было никакого текста, а только несколько нот, которые я уже держала в голове. Музыка предварительно была наиграна Лораном Бутонна на пианино. Я принялась петь наудачу набор слов, который подходил по месту данной мелодии, и внезапно я выдала: «Я – путана, я – путана». Я, должно быть, была очень счастлива в тот день! Композитор сказал: «Черт побери, конечно – это!» и написал «Libertine». Тем не менее, Лоран предпочел «шлюха». Это была более поздняя эпоха, и он сумел убедить меня в этом. Было забавно использовать в наше время слова из другой эпохи. Отсюда и пошло: «Я – шлюха», что рифмовалось с «Libertine». Может быть, это было рождение мятежа! Именно эта эпоха меня очаровывает, привлекает. Да, я могла бы быть распутницей. Распутница – это смесь плутовки и путаны. Образ наивности – нет. Скорее – проницательности. Эти люди в то время считались первыми революционерами в том смысле, что они ломали установленный порядок, будь он религиозный или моральный. Они смеялись над девами. Это то, что мне нравилось делать, но это было немного трудно. Многочисленные чистые души были шокированы моими слишком дерзкими словами или моими нарядами с изрезанными кружевами. В восьмидесятых годах эротическая провокация, безусловно, немного развивалась, но всё ещё была частью запрета, это очевидно. Но я не боялась провокации, я даже совершила рецидив в своем клипе. Чего бы ни было из провоцирования, а это то же, что «Maman a tort» или «On est tous des imbéciles» – это был выбор. В основном это были вещи, о которых до меня, возможно, ещё никто не говорил, и это забавляло меня. Если текст шокировал, то это меня не беспокоило: лучше шокировать, чем оставлять равнодушным. У меня есть вкус к провокации, но в ней целью является желание разобраться в вещах. Над критикой я безумно смеялась. Мы все, разумеется, проститутки чего-то или кого-то. В таком случае, я была проституткой шоу-бизнеса и многих других вещей.
Читать дальше