И снова ехали с ним поездом в Брянск. Вначале, прислонившись к опущенной полке, вроде бы задремал, но потом встрепенулся, отыскал в своём потёртом портфеле блокнот и начал что-то писать. Но, видать, не сложилось. Бросил блокнот на столик, подошёл к приоткрытому окну. Смотрел на мелькающие сосны, и ветер метал его седые волосы.
Ходила к Полозкову:
– Вам дозволено рыться в архивах, так, может, узнаете что-либо о подпольной организации Карачева?
А он ответил:
– Документы о ней разыскивать, а тем более писать что-то – труд напрасный. В КГБ 54 54 КГБ – Комитет государственной безопасности CCCP (разг. «комитет», «органы», «контора», «чекисты», «гэбисты»), центральный союзно-республиканский орган государственного управления Союза Советских Социалистических Республик.
не хотят признавать факт ее существования.
Так что пока приходится брату увековечивать «факт существования» подпольной организации в собственном романе «Троицын день».
Ничего не помню о подпольщиках, – была малышкой, – но вот отрывок из воспоминания мамы:
«После Сталинградской битвы стали люди головы подымать: оказывается, не так страшен черт, как его малюють, можно и немца победить. А вскорости пришла к нашей соседке Шуре Собакиной связная от партизан, и стали мы через нее кой-какие сведения им передавать: сколько немцев, как себя вядуть, сколько машин, какие… Партизанам же все интересно было! Да и соли, бывало, соберем, табачку переправим. Господи, а как же при этом режиме и помогать-то? Вот и объявила Шура себя портнихой, чтоб с людьми связываться. Как пошли к ней!.. Прямо дорогу протолкли. А разве ж можно так ходить-то?.. под самым носом у немцев? Комендатура ж рядом была. Я и говорю Виктору:
– Не ходи туда, не обойдется без провокатора, обязательно какой-нибудь вотрётся!
Но куда там! Витя-то мой: надо с немцами сражаться, надо одолеть их! А раз приходить ко мне эта Шура и говорить:
– На-ка, возьми себе…
И подаёть штамп «Смерть немецким оккупантам!» да список какой-то: распишись, мол, что получила.
– Да иди ты к свиньям! – аж вся затряслася! – Что мы, для этих бумажек работаем? Мы для себя работаем. Каждый по крошечке сделаить, а немцам – во вред.
Но печать взяла, а мой Витька и начал… Как вечер, нарядится в батькин пиджак, в валенки его большие и по-ошёл. Повесють немцы листовку, какие они хорошие да милосердные, какое счастье всем нясуть, а Витька хлоп сверху: «Смерть немецким оккупантам!» Вот руки у него всегда и в чернилах. Что если поймають? Доказательства ж сразу видны! И вот, бывало, как пойдёть с этой печатью, а я стану возле окна и задеревенею вся… и гляжу в конец улицы, и не могу с места сдвинуться: никогда больше не увижу моего Витю!.. А уж как покажется, да еще ровным шагом идёть, и начнёть мое сердце отходить, отходить. Уж очень волновалася за него, он же такой безоглядный был! Когда наши бомбить-то начали… так что он удумали с Володькой Дальским: как самолеты начнуть заходить на бомбежку, а они залезуть на крышу дома, где немцы живуть, да в трубу лампу и опустють, вот самолеты потом и лупють по этим хатам.
Когда начала к Шуре связная от партизан ходить, то некоторые стали проситься, чтоб она провела их к ним, а немцы, видать, и распознали про эту связь, и подослали к Шуре провокатора. Приходить раз одна к Собакиным, назвала себя Александрой, будто сама она из Москвы, попала в окружение, немцы над ней издевалися… Наговорила много! А я как глянула на нее, так сразу и определила: провокатор это! Глаза-то её верту-учие!.. так и нижуть, так и нижуть насквозь!
– Шур, – говорю, – знай, недобрая эта женщина, напрасно ты ее привечаешь.
А она и слушать не хочить, ведь Александра эта так к ней уже подладилася! Ну, под Новый год устроили они вечеринку, пригласили ребят. И ребят – самых вожаков. Тосты!.. Эта Александра с Авдеевым милуется, на шею ему вешается: нам, мол, больше, больше народу надо! А он и давай ей хвалиться, кто и что уже сделал. Вот потом-то всех их и поарестовали тут-то вскорости, после Нового года. А началось с того, что собралася Шура одну семью к партизанам переправить, а провокатор эта и увязалася с ними. Собралися они, пошли. Только от Карачева отошли, а их возле Мылинского моста и схватили, и покидали в машину. Ну, после этого и началися аресты. Забрали Шуру Собакину, дочку Марии Васильевны Инну… А Инне всего семнадцать лет только и было-то. Потом Мария Васильевна ходила проведать их, так Шура аж синяя вся была, так ее избили, а Инна даже встать не смогла, к матери выйти. Быстро их расстреляли. А с ними и еще человек пятнадцать, – листовки и списки разные у них нашли… Это моей золовки Рипы тогда отец работал на железнодорожной будке, вот мимо нее как раз дорога к складам и проходила, где их расстреливали. И видел он, как их везли туда, – из машины кто-то выглянул, крикнул: передайте, мол, нашим…»
Читать дальше