Бондо Доровских - Исповедь боевика. откровения добровольца

В ФСБ меня попросили расписаться в том, что я не желаю получать ответ на свой вопрос.

– Понятно, – подумал я, – вопрос щекотливый для вас. Но это было еще не все. Меня стали допрашивать под протокол, куда я еду конкретно и каким способом намереваюсь добраться. Я отказался давать какие-либо показания. На что офицер возразил:

– Просто лучше сейчас дать показания, нежели потом, в Ростове-на-Дону, наши сотрудники будут с вами общаться. А так они будут в курсе насчет вас, – заметил он.

– Вы меня не сдадите украинской стороне? Вы информацию им не сливаете?

– А с чего вы решили, что мы делимся с ними такой информацией?

– Все может быть – сегодня одна власть, а завтра – другая, и вы нас же с потрохами и сдадите. Сегодня мы добровольцы, а завтра террористы. Но меня заверили, что эта информация не получит огласки, и лишь только спросили:

– А почему вы написали нам такое сообщение с вопросом об участии в Национальной гвардии Украины?

– Чтобы ясно понимать политику нашего государства – может, я чего-то не понимаю.

– Теперь поняли?

– Теперь да, я все понял.

– А что вами движет в этой поездке?

– Защищать хочу наших соплеменников, и вообще это война с Россией и там ее форпост. Украина выступает лишь площадкой военных действий Запада против нас.

– Хорошо, что вы это понимаете. Таких людей, как вы, к сожалению, сейчас очень мало. Здоровья вам! И удачи!

В полученной инструкции от военкомата «Донецкой Народной Республики» в Москве меня попросили добраться до железнодорожного вокзала в Ростове-на-Дону, где следовало позвонить по указанному номеру.

– Здравствуйте, мне дали ваш номер телефона.

– Привет. Ты где сейчас находишься? – ответил мужской голос.

– На железнодорожном вокзале.

– Езжай на автобусе №75 до Мегамаг. Оттуда иди в сторону Левобережной улицы, до кафе «Смирнов», или возьми такси. Потом наберешь этот номер.

Ехать было недалеко, всего одну остановку, после чего я шел пешком пару километров и спрашивал себя: «Куда я еду? Зачем мне это надо? Какая война?»

Я останавливался, садился на рюкзак, думал, потом вставал и шел дальше. Расстояние, которое можно было бы пройти за полчаса, я шел часа два или три. Сомнения одолевали, мой разум был просто вне себя от непонимания и неприятия предстоящих событий. Но я медленно продвигался вперед…

Добравшись до указанного места и набрав знакомый номер, я узнал, что прямо напротив стоит лодочная станция. Я прошел метров пятьдесят и увидел развевающиеся флаги «ДНР». Вокруг здания ходили одинокие люди. Их нельзя было ни с кем спутать – было видно, что они едут туда же.

Я вошел во двор и, подойдя к беседке, спросил:

– Кто старший?

– «Сова», – ответили мне. – Она сейчас отдыхает.

– Чай, кофе, поесть, если хочешь. Располагайся.

Это было старое деревянное здание, метра на два возвышавшееся над землей. На улице были две большие палатки, на шесть человек каждая, сарай с лодками, туалет деревянный и душ. Висела груша боксерская. Беседка, где стоял большой стол, человек на десять – двенадцать. Вещал телевизор, где смотрели какое-то кино.

Первые минуты я чувствовал себя не в своей тарелке: какие-то разные, непонятные люди. Кто-то одет в военную форму, кто-то в спортивный костюм или пляжный «прикид». Но все были дружелюбны, и я быстро освоился. Приходили люди с опытом, их было видно сразу: рейдовые и штурмовые рюкзаки на плечах, тактические коврики, бороды и военная форма. Это были казаки, чей возраст далеко за сорок.

В самом здании располагались две спальные части, человек на тридцать в каждой. На выходе лежали матрацы, как в старых больницах – потертые и в пятнах. Тут же стояли медицинские носилки, смотреть на которые я не мог – мне становилось неприятно.

Я увидел несколько раненых из Донбасса – кто осколками от АГС 11 11 АГС-17 «Пламя» – 30-мм автоматический гранатомёт станковый. Предназначен для поражения живой силы и огневых средств противника, расположенных вне укрытий, в открытых окопах (траншеях) и за естественными складками местности (в лощинах, оврагах, на обратных скатах высот). , кто от пуль. Передвигались они на костылях. «Вот они, первые жертвы войны».

Один из пострадавших посоветовал нам прятать оружие, когда будем захватывать его в зоне боевых действий. В Донецке он продавал по тысяче долларов за автомат и по триста за пистолет Макарова. Мне показалось это неправильным – я ехал туда не за деньгами, а воевать и помогать.