Лукреция Борджиа - Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Мне очень повезло, что моим наставником был Карло Канале – второй муж нашей мамы. Нам достался лучший отчим в мире, жаль, что его жизнь не продлилась долго.

Многие, в том числе и сам Родриго Борджиа, считали, что я наивна и не понимаю, что мы не племянники его, а дети. Возможно, я сама не догадалась еще долго, но мне лет в пять все разъяснил Чезаре. Для меня это оказалось потрясением – осознать, что человек, которого я считала своим родственником, дядей, в действительности наш отец, но Чезаре успокоил, объяснив, что эту тайну нужно сохранять ради карьеры отца и что если я действительно взрослая, то не сболтну лишнего и не стану задавать ненужных вопросов. Мне очень хотелось быть взрослой, и я молчала.

Зато теперь я знала, что дочь не неведомого синьора, а кардинала (тогда) Родриго Борджиа, незаконнорожденная дочь, мать которой согрешила, чтобы таковая родилась. Моя мать Ваноцци Каттанеи считалась женщиной достаточно вольного поведения, трижды побывавшей замужем и рожавшей детей от любовника. Но я видела совсем другое: наша мать вела себя, как добропорядочная донна, а навещавший семью под видом родственника отец был добр, заботлив и щедр. Никто и никогда не мог сказать о Родриго Борджиа, что он плохой отец (дядя), а о Ваноцци Каттанеи, что она дурная мать.

Сравнивая маму с донной Адрианой де Мила, я приходила к выводу, что моя мать куда достойней ее, хотя донна Адриана неизменно подчеркивала разницу в их положении и репутации. Я никогда не видела у мамы любовников, только отца или нашего отчима. Когда я оказалась способна понимать хоть что-то, Родриго Борджиа уже не навещал маму в спальне, то есть я не видела ее измен отчиму.

Могла ли я осуждать маму, даже помня о ее репутации? Окружающие, прежде всего донна Адриана, твердили за моей спиной, что Ваноцци Каттанеи кардинальская шлюха, но я-то видела иное – мама верна отцу, а жить с ним как супруга не может из-за его карьеры.

При этом донна Адриана попустительствовала изменам своей невестки Джулии Фарнезе, забывая об интересах собственного сына, и сама имела любовников, правда, из числа тех, кого приходилось поощрять золотом или подарками, поскольку тетушка не отличалась ни молодостью, ни завидной красотой.

Именно тогда я поняла один из главных жизненных принципов своего отца: людское мнение ничто, чаще всего оно ложно, а если даже нет, то легко поддается изменению. Стоит ли обращать на него внимание? Только тогда, когда оно важно для дела.

Мама оберегала меня от излишней осведомленности, даже слишком оберегала, но братья сумели многое подсказать. Чезаре старше меня на пять лет, Хуан на четыре, но оба рослые и выглядевшие старше своих лет. Теперь я понимаю, что Чезаре больше похвалялся своей опытностью и своими приключениями, чем действительно совершал «подвиги». В мамином доме на Пиццо-ди-Мерло, где мы жили до ее нового замужества, у Чезаре было много серьезных занятий, учителя готовили брата к поступлению в университет. Чезаре не было и тринадцати, когда он уехал в Перуджу, чтобы изучать там право.

Когда еще до отъезда Чезаре Карло Канале показал нам троим сатиры Ювенала, мама испугалась, но отчим сумел столь просто и не скабрезно объяснить все нами увиденное, что у меня не осталось чувства гадливости и даже греховности.

Мама никогда не позволяла нам видеть то, чего видеть не следовало, но юношей тринадцати лет трудно удержать девственниками, да и нужно ли? Хуан уже был помолвлен с невестой нашего старшего умершего сводного брата Педро Луиса и считал, что обязан явиться к невесте в Испанию опытным любовником, чтобы не опозорить мужскую честь Борджиа.

Думаю, именно это сыграло с ним злую шутку. Торопясь догнать Чезаре, который был всего на год старше, а также набраться опыта в любовных утехах, Хуан перестарался.

Мне шел восьмой год, когда папа Иннокентий решил женить своего сына Франческо Чиббо на дочери Лоренцо Медичи и Клариссы Орсини – Маддалене. Мама говорила, что это Карло Канале посоветовал нашему отцу тогда вывести своих детей в свет.

Боже мой, как я волновалась! Замучив несчастную служанку, укладывавшую волосы, изведя всех, кто помогал одеваться, на празднике я очень быстро поняла, что все это бесполезно – в толпе разодетых и щедро увешанных драгоценностями людей едва ли заметили тоненькую девочку с широко распахнутыми глазами.

Та свадьба примечательна двумя знакомствами – моим с Маддаленой и Чезаре с Джованни Медичи. Чезаре и Джованни были ровесниками и даже подружились, а я… Маддалена на несколько лет стала моим кумиром, старшей сестрой и примером для подражания, хорошо, что мысленного.