Николай Амосов - Полевой госпиталь. Записки военного хирурга

Самые тяжелые раненые не те, что кричат. Они тихо лежат, потому что уже нет сил, им все как будто безразлично. В дальнем углу коридора обнаружили такого солдата. Лицо бледно и безучастно, губы сухие, потрескались. Шина Дитерихса, стопа замотана грязной портянкой, повязка вся промокла от сукровицы. Пульс нитевидный. В карточке указано: «Осколочное ранение правого бедра с повреждением кости». Ранен 21-го, еще не оперирован.

– Болит нога, солдат?

– Н-н-е-т… уже не болит… отболела. Пить хотя бы дали… перед смертью напиться… квасу бы…

– В перевязочную.

Газовая. И, наверное, уже поздно. Иду дальше, смотрю, раскладываю марки для срочных и первоочередных перевязок. Увы – их набирается несколько десятков, а я не прошел еще и половины нижнего этажа. «Брать только срочных».

Позвали в перевязочную: «Уже развязан, идите».

Смотрю: да, газовая настоящая, классическая, с гангреной.

Сделали высокую ампутацию бедра. Живой пока. Может, чудо? Бывают же чудеса. Нет, не бывает чудес.

На столах в перевязочной уже лежат обработанные раненые с талонами. Вещи их складывают на скамейку, шинели – на вешалку. Асептика – ниже всякой критики. А что делать? Раздевать до белья? Холодно и долго.

Обхожу еще одну, другую, третью палату. Выбираю уже только срочных, «первую очередь» даю редко. Все равно сегодня уже не успеть. Как шина Дитерихса, так на час стол занят. А если рассечение ран – то и на два.

С трудом пробираюсь между носилками, чтобы пощупать пульс, посмотреть ногу – нет ли газа.

Что делать? Что делать? Наши силы так ничтожно малы.

Но вот опять бегут из перевязочной:

– Николай Михайлович! Кровотечение, скорее!

Кровотечение! Именно этого я боялся все полгода войны. К этому готовился, читал про сосуды в книгах. Но еще в жизни не перевязал ни одной большой артерии – рисунки с ними молниеносно мелькают в голове.

Посреди перевязочной на столе сидит раненый, его держит под мышки, как ребенка, санитар Иван Иванович Игумнов. Вся голова в уродливой повязке, виден только один глаз, бинты грязные, промокли слюной и кровью, что течет из отверстия, где раньше был рот. Из-под бинтов по щеке стекает яркая алая кровь, почти струйкой, и капает частыми каплями на пол. Вокруг столпились сестры и врачи.

– Клади его, чего держишь!

– Не может лежать, захлебывается.

«Что я буду делать? Как подступиться?»

– Срезай повязки!

Тамара разрезает ножницами слипшиеся бинты, а я думаю, что делать. Два способа: зажать кровоточащий сосуд в ране или перевязать магистральную артерию вне раны, через особый разрез. Первый лучше, но – говорят авторитеты – трудно выполним. Второй – как на рисунке.

Повязка спала. Ужасно! На месте правой щеки сплошная грязная рана – от глаза до шеи. Видны кости – верхняя челюсть, отломок нижней, глубина раны заполнена кровавыми сгустками, из которых пробивается струйка артериальной крови. Правый глаз не закрывается, нижнее веко опущено, не имеет костной опоры. Левый глаз заплыл отеком. Страшен, непереносим взгляд этого правого незакрывающегося глаза. Отчаяние, и мольба, и безнадежность уже. Стараюсь не смотреть в него. Что-то бормочу.

– Сейчас, дорогой, сейчас…

Где там найти артерию в ране, в этой каше из сгустков, костей, мышц. Нет, только на протяжении: на шее, наружную сонную артерию. Скорее! Сняли повязку, и потекло сильнее. Надо положить, иначе я не справлюсь.

Положили на левый бок, голову еще повернули влево, так, чтобы кровь стекала, не заливалась в дыхательные пути.

– Йод! Перчатки! Новокаин! Белье! Будет больно, ты, парень, потерпи. Сейчас все сделаем.

Верхнее веко страшного глаза благодарно замигало. Обложился стерильной простыней, чтобы соблюсти минимальную чистоту. Темно, лампа светит тускло, дым. «За что мне такое наказание? Лучше бы воевать».

– Светите лучше! Добудьте еще лампу! Скорее, черти, течет…

Боюсь, что в любой момент может хлынуть, и тут же наступит конец.

Нащупал пульс на шее – на участке шеи, оставшемся от раны. Новокаин, разрез. Зажимы. Нужно, чтобы сухо, анатомично: не спешить: только не спешить. Как темно! Вот фасция, кивательная мышца: отодвинуть кнаружи: или вовнутрь? Так, кажется, на рисунке было? Да, вот сосудистый пучок. Ура! Тут рядом бьется артерия. Рассечь оболочки. Вот они лежат – артерия, вена, еще нерв позади должен быть.

Я уже почти успокоился, руки не дрожат больше. Подвел лигатуру под наружную сонную артерию. Теперь можно переждать, посмотрим, что будет. Наложил мягкий зажим.