Жан Антуан Николá Коришот маркиз де Кондорсе принадлежал к древнему роду французской аристократии. Предки его известны между прочим тем, что едва ли не первыми во Франции приняли и стали открыто исповедовать протестантскую религию. Некоторые из них прославились своей храбростью на войне, другие занимали высокое положение в духовной иерархии и выдавались стойкостью своих убеждений. Отец Кондорсе служил капитаном в кавалерии. Дядя же, старший брат отца, был влиятельным епископом в Лизье и отличался сильным характером; он всегда выступал заклятым врагом янсенистов, против которых также много писал. Наследственный замок Кондорсе, находившийся в Дофинэ, перешел по наследству к старшей линии. Коришот Кондорсе родился 17 сентября 1743 года в Пикардии, в маленьком городке Рибемоне. Отец его умер в то время, когда сыну шел пятый год. Как видно, капитан оставил после себя ограниченное состояние: нам известно, что издержки по воспитанию Коришота принял на себя старший брат отца, епископ в Лизье. Мать Кондорсе, урожденная де Кудре, была женщина нежная, впечатлительная, сострадательная, пламенно преданная религии и в то же время преисполненная сословных предрассудков. Лишившись мужа и оставшись с ограниченными средствами, она чувствовала себя одинокой, беззащитной в жизни и прибегала к «теплой защитнице мира холодного»; она посвятила Божьей матери и своего единственного сына. Кондорсе от природы был крепкого сложения, широкоплечий, с высокой грудью. Его высокопоставленные родственники видели в нем будущего воина – храброго защитника Франции, а мать трепетала при одной мысли, что ее сын будет проливать чужую кровь и подвергать опасности свою жизнь.
До восьми лет Кондорсе не снимал белого длинного платья из тонкого батиста, обшитого кружевом; оно должно было служить символом чистоты и непорочности дитяти, посвященного Богу. Это платье вообще играло важную роль в жизни Кондорсе. Из-за него он позднее, чем его сверстники, поступил в школу: другие мальчики стали бы смеяться над ним и дергать за юбку, называя девчонкой; платье же мешало ему принимать участие в играх и шалостях. Он хорошо знал, в какой ужас пришла бы его мать, увидев сына в испачканном и разорванном платье; а это легко могло случиться, если бы он начал представлять из себя лошадку или кучера. Боязнь огорчить любимую мать приучила от природы живого и резвого мальчика сдерживать свои желания и порывы в самом раннем возрасте. Мать замечала, по всей вероятности, что слишком стесняет сына, и совесть упрекала ее за это, но мысль увидеть его с исцарапанным лицом или с подбитым глазом была невыносима тонкой, изящной аристократке. Наблюдательный, вдумчивый мальчик также замечал эту борьбу в сердце матери и старался казаться равнодушным каждый раз, когда ограничивали его детскую свободу; так научился он владеть и выражением своего лица. Вследствие неподвижности в детстве мускулы его развивались вяло; он так и остался неловким на всю жизнь и, жалуясь впоследствии на слабость ног, приписывал происхождение ее своему длинному белому платью, сильно стеснявшему движения их в детстве. Под влиянием матери в Кондорсе развились чувствительность и сострадание не только к людям, но и к животным. Отсутствие же детских игр и развлечений развило в нем наблюдательность и привычку размышлять. Но созерцательному ребенку, одаренному добрым и честным сердцем, приходилось часто слушать надменные разговоры родных, проникнутых сословными предрассудками, и он рано начал задумываться над вопросами справедливости и нравственности. Дядя-прелат вполне одобрял первоначальное глубоко религиозное воспитание своего племянника, но когда мальчику пошел девятый год, он заметил невестке, что пора наконец освободить будущего прелата или воина от женского платья, и через год он отвез мальчика в Реймс в учебное заведение, находившееся в то время в руках иезуитов. Умственные силы Кондорсе обнаружились очень скоро: он прекрасно учился и особенно охотно занимался гуманитарными науками, составлявшими главные предметы в школе; но, несмотря на то, что Кондорсе провел свои отроческие годы под исключительным влиянием иезуитов, его доброе сердце помешало ему проникнуться свойственным им духом религиозной нетерпимости; напротив, противоположное чувство рано пустило в душе его глубокие корни.
В пятнадцать лет он был беспорочным и честным юношей; чувствительность его была так велика, что он не мог заниматься ни охотой, ни рыбной ловлей. Дядя-прелат очень усердно следил за успехами своего племянника и, вероятно, скоро заметив в нем проявления пытливого, свободного ума и несклонность к духовному поприщу, стал готовить его к военному званию.
Читать дальше