Елизавета Водовозова - Василий Иванович Семевский

Василий Иванович, по его собственным словам, не обнаруживал ни малейшей склонности к музыке; Михаил Иванович тоже не имел к ней пристрастия, но в эпоху 60-х годов требовалось развивать и упражнять у воспитываемых все способности – физические и умственные. В те времена очень многие твердо верили в то, что путем упражнения можно привить и развить каждый талант, что для этого вовсе не нужно врожденных способностей. И как это ни странно, но это стремление у многих уживалось как-то вместе с отрицанием искусства и поэзии. Часто даже люди небогатые, но до фанатизма преданные идеалам 60-х годов, из последних сил выбивались, чтобы обучать своих детей рисованию, даже музыке и пению, несмотря на то что у них не было ни слуха, ни голоса.

Михаил Иванович представлял собою смесь наиболее характерных достоинств и недостатков прошлой барской крепостнической эпохи с новыми веяниями 60-х годов. Последнее сказывалось у него в том, что, несмотря на отсутствие пристрастия к музыке, он считал своим долгом платить за уроки младшего брата, а неустанная забота о членах своей семьи напоминала прежний родовой быт наших помещиков, когда, обнищав, они нередко ютились в крошечном доме своего дальнего родственника со всеми своими чадами и домочадцами. Но, конечно, прежде всего его отношение к членам своей семьи и забота о них указывали на его доброе сердце.

По своим привычкам Михаил Иванович не имел ничего общего с своим братом Александром. Он страдал от материальных лишений, выходил из себя, когда не мог обзавестись хорошим платьем, любил ездить по железным дорогам в первом или, по крайней мере, во втором классе; а у Александра Ивановича были самые демократические вкусы и навыки. Заботы о членах своей родной семьи не приносили Михаилу Ивановичу нравственного удовлетворения, не снискивали ему у них ни любви, ни уважения. Вспыльчивый, как порох, он то и дело упрекал их своими благодеяниями. Это заставило даже беспечного Александра Ивановича записывать на лоскутке бумаги каждый рубль, который он брал взаймы у брата, и прикалывать эту бумажонку к одной из стен их квартирки. Как только до него Долетали резкие звуки окриков старшего брата на кого-нибудь из домашних, Александр Иванович срывался с своего места, хватал свой бумажный листок и подносил его к лицу брата с словами: «Сейчас дойдет очередь и до меня… Так вот: от последней продажи имения тетушки получено две тысячи рублей. На свою тысячу я у тебя наел и перебрал на карманные расходы немногим более этой суммы… Опять умрет какая-нибудь дуреха, все возвращу полностью». При этом он быстро убегал из дому.

Михаил Иванович нередко каялся в своем дурном характере (покаяния были отчасти в обычае в эпоху 60-х годов). Он приписывал дурные стороны своей натуры барским привычкам крепостнической эпохи, но это нисколько не ослабляло его гневных вспышек. Особенно болезненно отзывался его дурной характер на его сестре Софии Ивановне. Кроткая, любящая, чуткая, она не любила рассказывать кому бы то ни было, но особенно старшему брату, о своем житье-бытье. Тяжелая участь гувернантки известна каждому, а ей эту обязанность приходилось выполнять, имея при себе собственного ребенка, что уже оказывалось совсем невыносимым. Разговор на эту тему с Михаилом Ивановичем обыкновенно кончался тем, что он немедленно преподносил сестре десяток-другой рублей, так как даже из отрывочных ее ответов он получал конкретное представление о ее безвыходном положении. Но, протягивая руку помощи, он всаживал ей и нож в сердце. Она была женщиной очень религиозной и безумно любила своего мужа. Михаил Иванович нажимал сразу обе педали: «Вот, Сонечка, ты бы и попросила своего всеблагого господа бога, чтобы он образумил твоего благоверного… Пора ему опомниться, кормить свою семью, добыть какое-нибудь местечко». София Ивановна передавала мне подобные нотации брата, нередко рыдая, упрекая себя за то, что она не умеет отделаться от его расспросов какими-нибудь незначительными фразами, и обыкновенно добавляла что-нибудь в таком роде:

– Ведь Миша на редкость доброй души человек! Но какой невыносимый характер! Его деньги жгут мне руки…

У Михаила Ивановича были дурные отношения со всеми, с кем ему приходилось близко сталкиваться: его переписчицы, секретари, помощники – почти все страдали от его неуравновешенного характера. При этом особенно солоно приходилось тому, кто безропотно переносил его брань и издевательства и вынужден был, несмотря на это, продолжать у него работу. Одному своему секретарю-студенту он бросил однажды в лицо бумаги, в которых тот сделал какую-то ошибку или неправильно понял его требования. Секретарь, указывая на упавшие бумаги, произнес решительно и настойчиво: