Петр Люкимсон - Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Но самым страшным для Шарона было то, что на офицерском суде чести Мота, Мордехай Гур обвинил Шарона в том, что, спланировав сначала смертельный рейд разведчиков, а затем и не менее смертоносную штыковую атаку, он сам в эту атаку не пошел, а остался на своем командном пункте, управляя боем с безопасного расстояния.

"Командир полка повел себя, как последний трус!" – заявил Мота Гур, закончив свою обвинительную речь. И так как ни Рафаэль Эйтан, ни Ицхак Хоффи, принимавшие участие в спасении попавших в засаду товарищей, ничего на это не возразили, Шарон понял, что так думает весь офицерский состав батальона. Больше того – вскоре выяснилось, что так думают и рядовые бойцы.

Да, конечно, в любой другой армии подобное обвинение показалось бы абсурдным: командир полка для того и поставлен на эту должность, чтобы руководить различными частями вверенного ему подразделения с КП, а не лезть в самое пекло, рискуя оставить полк без руководства. Но израильской армии было на тот момент только восемь лет, и она еще страдала даже не юношеским, а детским максимализмом. К тому же, за все предыдущее время Шарон сам приучил своих подчиненных, что он всегда находится в самом пекле.

С другой стороны, следует признать, что о том бое Шарон не мог заявить, что он "выполнял приказ". Напротив, приказ он как раз нарушил, решив действовать по собственной инициативе. А значит, и нес полную личную ответственность за последствия этой инициативы. То есть, по мнению Гура, если Шарон сам заварил эту страшную кашу, то сам, лично, должен был принять участие и в ее расхлебывании, а этого он не сделал.

Именно так считал Ашер Ледзинский – отец одного из погибших под Митлой десантников лейтенанта Оведа Ледзинского. Увидев упавшую рядом с его взводом гранату, лейтенант ледзинский накрыл ее своим телом, чтобы спасти жизни своих солдат. Будучи сам старым солдатом и, вдобавок, заядлым охотником, Ашер Ледзинский не простил Шарону гибели единственного сына и стал вынашивать идею покушения на его жизнь. Так как в ЦАХАЛе было прекрасно известно, что стреляет Ашер Ледзинский без промаха, то к нему направили одного из генералов с тем, чтобы тот отговорил старика отказаться от своего безумного плана и оставил бы Арика в живых.

Но созданная для расследования трагических событий боя у Митлы внутренняя комиссия во главе с генералом Хаимом Ласковым (тем самым, который в 1948 году отступил от Латруна, бросив взвод Шарона на верную гибель) также, как и Мота Гур, пришла к выводу, что вся ответственность за потери лежит лично на Ариэле Шароне и что он "повел себя неподобающим для командира образом".

Лишь вмешательство Бен-Гуриона, все еще симпатизировавшего молодому подполковнику, привело к тому, что в окончательном тексте отчета комиссии Ласкова многие формуллировки были смягчены, и он звучал не столь однозначно, как в своем черновом варианте.

Но для всей армии все было ясно и без отчета. Того самого Ариэля Шарона, к которому совсем недавно израильтяне относились с большим пиететом, чем древние греки к героям своих мифов, теперь все считали "последним трусом".

И с этим клеймом ему предстояло жить дальше.

"Жизнь – это колесо: сегодня ты наверху, завтра – внизу, послезавтра снова наверху", – гласит известная арабская поговорка. Когда всматриваешься в этапы жизненного пути Ариэля Шарона, порой кажется, что эта нехитрая житейская мудрость была придумана специально "под него" – головокружительные взлеты сменялись в его судьбе стремительными падениями вниз, чтобы затем, как иногда казалось, с самого дна пропасти он снова поднялся к вершинам власти и славы.

Всем было понятно, что после трагедии у Митлы Арик больше не может командовать 202-м полком и генштаб отправил его в длительный отпуск до тех пор, пока не будет решено, что же с ним делать дальше. На церемонии передачи командования полком своему преемнику Арик под гробовое молчание поблагодарил солдат и офицеров за совместную службу, призвал почтить минутой молчания память 105 бойцов, погибших за то время, пока он был комполка, и также под гробовое молчание ушел с плаца.

Но даже в самые тяжелые и грустные периоды жизни всегда к горечи утрат примешивается сладость маленьких побед и обретений. У Арика, наконец-то, появилось время на дом и семью. Вместе с Маргалит он в эти дни приобрел дом в престижном тель-авивском квартале Цаала, где с 1948 года селилось высокопоставленные офицеры армии и спецслужб. Дом, кстати, они приобрели у Хаима Ласкова – того самого, который возглавлял комиссию по расследованию событий у Митлы. Эта покупка, правда, вызвала серьезную ссору Арика с родителями, которые надеялись, что он рано или поздно поселится в Кфар-Малале, займется сельским хозяйством и уже присмотрели для него там дом с участком.