Сергей Виноградов: Город, которого нет. Ностальгические заметки из советской жизни

И всё же главным нашим увлечением с Мишкой стала рыбалка. Ведь кроме реки совсем под боком у нас было ещё три водоёма. Безымянный пруд, как раз за огородом моего друга, монастырское озерко и Таборы. После моего появления на Луговой, на реке, по которой ещё плавали баржи и сплавляли лес, разразилась самая настоящая катастрофа. Всю рыбу потравили где-то в верховье. Было страшно смотреть, как однажды вся река от берега до берега вдруг покрылась всплывшей на поверхность рыбой, и она всё плыла и плыла по ней несколько дней и ночей. С тех пор столько рыбы в Тихвинке уже никогда не было.

А моё тогдашнее пристрастие к рыбалке, пусть и не продолжительное, проявилось совершенно случайно. Однажды на мишкином огороде увидел я огромную металлическую бочку, в которой обычно держат про запас воду для полива грядок. А в ней, почти как в аквариуме, настоящих живых серебристых карпов. Ты можешь не верить мне, но эти карпы водились и в пруду и в монастырском озерце. Правда, скажу честно, сколько я их не ловил, так ни одного и не поймал.

Таборы – городское озеро около монастыря

Таборы, которые сегодня я бы назвал самым настоящим «сакральным» местом, казались тогда не совсем такими, как сейчас. Было в них, густо поросших тростником и осокой, что-то притягательное, манящее в путешествие в таинственный и неизведанный мир. Именно подобные чувства обуревали нас с Мишкой. И однажды мы решились. Соорудили плот и отправились. Окончилось всё очень печально – мы прочно застряли посередине озера в камышовых дебрях. Потом нас долго искали – родители, милиция, скорая помощь. Нашли лишь за полночь. Что было с нами дома, рассказывать не буду. И так, думаю, понятно.

Сегодня ухоженные и облагороженные Таборы, совсем не напоминают далёких картинок из детства. А лодочки, катающихся в тихую погоду горожан по глади озера, это уже из другой – более взрослой жизни.

Кстати, мой юный друг, ты уже достаточно взрослый, чтобы читать книжки и даже ходить в библиотеки. И я уверен, что ты сможешь назвать две-три, уже знакомых и тебе. Правильно, сможешь. Я тоже входил в свой книжный мир постепенно, а через два три года список моих библиотек, которые я открыл для себя, насчитывал, наверное, не меньше десятка! Так что в этой главе приглашаю тебя в небольшое путешествие в уже не чужой тебе, но, безусловно, волшебный книжный мир.

В этом здании в 50-е годы была городская детская библиотека.

Однажды, когда в первом классе мы наконец-то самостоятельно преодолели главную тогда для нас книгу – «Букварь», наша учительница Лидия Ивановна Писарева объявила: идём записываться в детскую библиотеку. Оказалось, что из нашего класса там не был никто. Библиотека находилась тогда на углу улиц Московской и Советской в старинном здании на первом этаже. Едва мы вошли в двери – сразу увидели книги. Много много. Они аккуратно стояли на бессчётном количестве стеллажей. Конечно, свою первую библиотечную книжку я уже и не помню, как и имена и фамилии милых библиотекарей, с которыми сдружился надолго – почти до ухода в армию.

И это был по настоящему волшебный, как я уже сказал, мир, в котором можно было задержаться и на на пять минут, чтобы лишь сдать и взять очередную книжку по школьной программе, и на час и два. Особенно зимними днями, когда на улице было особенно холодно, а здесь тепло и уютно. Читальный зал был куда-более домашним – с мягкими креслами, старыми резными стульями. А что сегодня? Одни скучные стандартные столы, видимо, чтобы ничего не отвлекало пришедших от чтения. Мы же в том, нашем читальном зале, больше не читали, а слушали, рассказывали сами, и иногда даже пили чай. Конечно, с конфетами, а как ты думал? Впрочем, иногда помогали нашим старшим друзьям – протирали корешки книг, стеллажи, если нас просили.

Но свои самые интересные книги я нашёл совсем не в этой библиотеке. Оказывается, детские книжки можно было брать в библиотеке, которая находилась всего в нескольких домах от моего и принадлежала Тихвинскому лесхозу. Возможно, я что-то не много путаю, но директором в то время там был Анатолий Михайлович Мысик, с которым мы с тех пор так и знаемся.