Деревушка оказалась небольшой. Было холодно, прохожих не видно, все сидели по своим хатам, — людям в такую погоду не хотелось даже носа высовывать на улицу. Я постучала в крайнюю хату. Чувствовала, что там кто-то есть, но мне долго не открывали. Я уже собиралась идти к следующему дому, но решила постучать еще раз.
Из-за двери мне закричали: «Слышу, слышу!» Я подождала немного, замки загромыхали, дверь отворилась, и на порог вышла уже немолодая женщина в фуфайке и цветастом платке. Она посмотрела на меня доброжелательно.
— На дворе возилась, поросят прибирала, корову.
— Здравствуйте, — поздоровалась я.
— Заходите, что на пороге стоять! — Женщина пригласила меня в дом.
Я зашла. В доме было тепло. Я продрогла и хотела согреться.
— Я к вам по делу, — не знала, с чего начать я, предчувствуя тяжелый разговор.
— Да к нам в такую даль без дела никто и не приходит.
— Вы Кристину Иванову знаете?
— Да как же не знать, — женщина тяжело вздохнула, подтвердив мои подозрения.
— А как ее можно найти?
— Да никак. Ушла она отсюда. Жила она вон там, в барской усадьбе.
Я не хотела перебивать рассказ женщины и молчала. Но она сама не стала больше ничего говорить.
— Может, чайку? С дорожки? — предложила она после затянувшегося молчания.
— Не откажусь, — ответила я.
Женщина засуетилась у плиты, заваривая чай, собирая на стол еду. Она явно тянула с разговором.
— Что случилось? — поторопила я ее.
— Да погорели они. Дом сгорел, картины сгорели, и девочка тоже сгорела.
Женщина заплакала и стала вытирать слезы фартуком.
— А Кристина?
— А Кристина куда-то после похорон Веры ушла, и больше ее здесь никто не видел. Да и куда ей идти, она ведь детдомовская. Пропала, да и все.
— А когда это все случилось? — спросила я.
— Да уже несколько лет прошло, — женщина вытирала слезы. — Судьба начнет бить одного, пока не добьет, а кто-то живет и беды не ведает. Помогали мы ей, когда она здесь поселилась. А тут в город поехала, а дом-то и вспыхнул, — замыкание проводки. А девочка одна дома была, спала. Пока мы туда добежали да пожарку вызвали, делать уже было нечего.
Женщина замолчала. Я тоже не знала, что сказать. Сказала, что обычно говорят в таких случаях: «Царствие небесное…»
Теперь мне кажется, что не было в моей жизни этих людей, этих тяжелых лет. Я просто прочитала эту книгу. Вернее, я ее написала, пытаясь читать. Но это очень тяжело.
Я перевязала рукопись красной атласной лентой, написала на обложке «Капкан для птиц» и отложила в сторону. Мне стало значительно легче. А ведь первым моим желанием было бросить рукопись в огонь, как когда-то поступил Леха со своими платьями. Но рукописи не горят.
Черная стена
Черная стена, а вдоль стены — дорога.
Я оказалась далеко от своего порога.
Как очутилась я за черною стеной?
Дорога эта мне ниспослана судьбой.
Я всю ее обязана пройти,
Как ни было бы трудно мне в пути.
Там за стеной, за чередой затворов
Остались те, кто ждут, кто так мне дорог.
Изорваны, испачканы одежды,
Потеряны мечты, утрачены надежды.
Иду одна, сбивая ноги в кровь.
Я падаю и поднимаюсь вновь.
Закрыла свет та черная стена.
Нет рядом никого. Совсем одна…
Конца не вижу страшному пути!
Звезда надежды, путь мне освети!
Я знаю лишь одно: что так угодно Богу.
Что вывел он меня на страшную дорогу,
Чтоб стала я еще сильней,
Познав всю боль, познав людей!
Мои стихи, написанные в тюрьме в 2007 году.
Парижский уголовник 30-х годов. — Прим. ред.
Село в Курской области. — Прим. ред.
Отрицалово, отрицательно настроенные осужденные — заключенные, которые, с точки зрения администрации ИТУ, мешают ее работе, отрицательно влияют на других осужденных. — Прим. ред.
Предполагалось, что в этих вновь созданных тюрьмах будет использован, например, принцип раздельного содержания заключенных. — Прим. ред.