Геннадий Янаев: ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР

Партийный механизм до поры до времени выглядел весьма мощным, но он же был неповоротливым, весьма инерционным. Перестраивать партию, безусловно, следовало. Она слишком долго жила в излишне «комфортных» условиях. Когда же обострилась политическая ситуация и потребовалось вести непростую полемику, многие партийные кадры оказались к этому абсолютно не готовы. К тому же они элементарно боялись в нее вступать, будучи ошельмованными. Ведь многие редакторы средств массовой информации и «либеральные» журналисты вовсе не по случайному недоразумению слыли креатурами серого кардинала перестройки А.Н.Яковлева.

Для нормальных – здравых и последовательных– идейно-политических преобразований партии были необходимы новые демократические принципы и правила (к примеру, в хрестоматийных взаимоотношениях «большинства и меньшинства»). Однако вместо демократизации партийных рядов и кадров происходила их деморализация. Они ничего уже не могли противопоставить развязанной против них широкомасштабной, откровенно враждебной кампании. И когда пришло время встать на защиту своих обкомов и райкомов, 18-миллионная партия сидела по домам и всевозможным укрытиям, не выделив ни единого «подразделения» для собственной обороны.

Не менее вероломным ударам подверглась армия СССР. И происходило это также при явном попустительстве или даже пособничестве со стороны ее главнокомандующего. (Горбачев был таковым фактически еще до своего президентства, поскольку наши генсеки во всем мире считались первыми лицами Советского государства.) Многие межнациональные конфликты, происходившие на территории СССР, приводили к вмешательствам в них вооруженных сил. Армия не могла и не может отказаться от выполнения приказов военного и политического руководства страны, сколь бы антинародными эти приказы ни были. Тем не менее как только возникали и разрастались серьезные заварухи – в Фергане, Сумгаите, Вильнюсе, Тбилиси, других городах и весях – Горбачев был как бы «ни при чем», неизменно и демонстративно снимал с себя всякую ответственность, в том числе моральную. В каком положении оказывались втянутые в эти конфликты солдаты и офицеры, включая генералов? Их признавали виновными в применении военной силы против гражданского населения. Вспомним историю с генералом Родионовым, который командовал Закавказским военным округом и наводил конституционный порядок в Грузии. Его жесткие, но вполне адекватные той критической ситуации решения на всесоюзном Съезде народных депутатов некоторые парламентарии объявили во всеуслышание преступными. Одиозная комиссия во главе с Собчаком, «расследовавшая» события в Тбилиси, цинично обвинила армию во всех смертных грехах.

Незадолго до этого трагического инцидента мне, тогда еще секретарю ВЦСПС, довелось побывать в столице Грузии. Шла предвыборная кампания по избранию народных депутатов СССР. Я своими глазами видел, как многотысячные толпы с неистовым ревом внимали заполошным выступлениям истерично-буйного (чтобы не сказать сумасшедшего) Гамсахурдиа. Поинтересовался у тамошних партийных руководителей: мол, не боитесь выпустить ситуацию из-под контроля? Но те растерянно пожимали плечами и говорили: «А что мы можем без своей армии? Ничего…».

На армию же тем временем сыпались бесконечные и совершенно безосновательные нападки. В конечном итоге все это привело к тому, что в одно «распрекрасное» время офицеры Генштаба начали то ли стесняться, то ли просто-напросто бояться в военной форме ходить на службу. Правда, явью такая абсурдная фантасмагория стала уже после августа 1991-го. Однако шли к этому практически все годы горбачевского правления.

Нелишне вспомнить о том, как почти сразу же с наступлением «эпохи гласности» журналисты, а также невесть откуда взявшиеся «правозащитники» стали попрекать советские вооруженные силы боевыми действиями в Афганистане. Как будто армия по своей прихоти, а не по воле политиков отправилась в 1979 году в эту страну. Однажды мы с Виктором Поляничко, советником ЦК КПСС в Афганистане, около двух часов беседовали с Наджибуллой, находясь у него в резиденции. Наджиб тогда сказал примерно следующее: «Мы понимаем, что вы переживаете непростой период. Но почему ваше общество настраивают против армии, лично я понять никак не могу».

Затем побывали в военном госпитале, где общая морально-психологическая атмосфера была, конечно же, далеко не самой оптимистической. Удручающие впечатления, как сейчас помню, на меня произвели не только жутковатые картины больничных палат с тяжело раненными, изувеченными солдатами и офицерами, но и слова начальника того госпиталя, обронившего при нашем совместном обходе вверенного ему учреждения: «Зря, Геннадий Иванович, мы в это дело ввязались». Я не стал ничего возражать доктору, не считая уместным устраивать «политические дискуссии» в непосредственной близости от коек с искалеченными войной молодыми соотечественниками. Но в тот момент едва ли не с ужасом подумал: «Если уж повидавший виды военный врач говорит вслух подобные вещи, то каково это слышать его подопечным?!».