Эдвард Бис - Обвинение и оправдание

На второй день в полном недоумении я позвонил в Россию его матушке. Объяснил свою озабоченность, рассказав правду, что Илья пропал! Что он вышел из номера и стал недосягаем для телефонной связи. Его мама говорила, что ничего не знает и что он ей не звонил. Говорила убедительно, удивленно, но… чересчур спокойно. Как я понял позже, лгала.

На четвертый день ни я, ни двое моих оставшихся компаньонов не знали, что думать и что предпринять. Домашние Ильи отрицали его присутствие, как и контакты с ним по телефону. Обращаться в полицию имело бы смысл в том случае, если бы мы были истинными туристами и если бы Илья не заявлял о своем отказе. Но ведь он мог покоиться на дне моря. Плавал он убого. Мог попасть в аварию и свернуть себе шею. Водил мотоцикл он тоже несвязно. Оставалось звонить ему домой снова. Но в тот день трубку взял он сам.

– Илья?! – удивился я. – Ты когда прилетел?

– Сегодня утром.

– Твоя мать говорила, что ничего о тебе не знает.

– Да… Она, это… – остальные слова не лезли. Илье сложно давалась правда, мне сложно давались вопросы. Мы неловко молчали.

– Ты в чем прилетел-то? В шортах и футболке, что ли?

– Дааа… – развеселился он.

Он смеялся. Он радовался такому финалу. Я даже мог видеть, как светилась его квартира. Как светился он сам. Он даже не хотел понимать моих переживаний! Он, переполненный чувством какого-то нелепого восторга, не хотел понимать чужих тревог.

Не знаю, как долго бы он смеялся, если бы я наконец не задал ему «философский» вопрос, на который он не ответил:

– Слышь, ты! – повысил я голос, меняя тон. – Х… ли ты вообще съе… ся, как крысеныш?!

Телефонная трубка не ответила. Она промолчала, а следом задалась зуммером. Философия осталась не понята.

Люди изменчивы. Человек меняется всю свою жизнь. Он растет, набирается опыта, а после стареет либо как мудрец, либо как зажиревший невежа.

Не знаю точно, что заставило Илью нестись от нас тогда сломя голову, прятаться, отключая телефон, и бояться. Но знаю, что нечто он узрел и этим не соизволил поделиться. Хотя свой выстрел в ту поездку он сделать успел. Неуклюжий, но эффектный.

Это произошло, когда мы проживали в объемных съемных апартаментах на тридцатом этаже «Джомтьен кондоминиум». Прекрасное место для отдыха.

В вечер, когда два моих подельника вернулись из Камбоджи с двумя стволами и всего двумя полными обоймами – негусто, но также и не пусто, – Илья схватил один из них, загнал обойму, перезарядил, загнав патрон в патронник, и нацелился на картину, висевшую на стене. На мои замечания не играть с пистолетом, когда он заряжен и взведен, он медленно перевел его на меня, как на цель! Повторное замечание не целиться в человека, если не хочешь его убить – что ж, таковы правила войны, – он пресек, продолжая целиться мне прямо в переносицу, глупо, криво при этом ухмыляясь.

Нет, парень он был славный, хотя в некоторые моменты «сложноват». Мне ничего не осталось, как смириться с его бестолковым упрямством. Я ушел в свою спальню и закрыл дверь, чувствуя, что в своей игривости он просто сделает это импульсивно. Так вскоре и произошло.

Я лежал на постели в своей спальне и размышлял, не обращая особо внимания на шум из зала. В нем был включен телевизор на полную мощь. «Бам!» – услышал я, и все стихло. Это был выстрел! Определенно макаровский. Я вскочил с постели, схватился за дверную ручку, но помедлил, прежде чем открыть дверь. Сначала я прислушался к тишине.

Предчувствуя, что что-то уже случилось, и возможно, может случиться еще, я очень осторожно вошел в зал. Я увидел, что Илья прикрывает дверь спальни, в которой спали два прибывших путешественника. Тогда я даже успел подумать о том, сколько выстрелов я слышал. Один или несколько? Вроде один, и все смолкло. Но может быть, я услышал только один, потому что перестал греметь телевизор? И если это был выстрел – а это был выстрел, я помнил исходившее от стен звенящее эхо, – то почему он выходит из спальни пацанов?! Не перестрелял ли он их по обкурке?!

Все думы отпали, как только я увидел лицо Ильи. Вид у него был озадаченный и виноватый.

Балуясь со взведенным стволом перед включенным экраном телевизора, целясь в персонажей, как в одной из своих компьютерных игр, в которые он любил зависать, он совершенно непреднамеренно нажал курок. Пуля попала точно в центр кинескопа и мгновенно разнесла все жизненно важные схемы и платы. Телевизор незамедлительно смолк, а апартаменты залились эхом выстрела.