Павел Кравченко - Записки следователя

Помылись и идем домой. Так как следователь в поселке — это достаточно широкий профиль (и, возможно, у нас еще не было дома телефона), то, как правило, папа всегда по дороге из бани заходил в милицию узнать — не случилось ли чего. По всей видимости, что-то произошло, и он был вынужден срочно уехать на место преступления или происшествия (могла быть автомобильная авария со смертельным исходом). Была некая срочность, и меня оставили посидеть в милиции. Отец уехал. Но что обычно маленький мальчик делает, когда остается один в здании, где еще есть и большой двор, и гараж, и всякое такое?

Я пошел осматривать местность. Так как все знали, чей я сын, то мне было позволено ходить, куда я хочу. Отчетливо помню, что я пообщался с людьми, которые находились за решеткой, и, вероятнее всего, им поведал, что красть — это нехорошо, и что если они не прекратят, то мой папа будет их всегда ловить и помещать в эту камеру. Естественно, я не знал, за что конкретно они подверглись заключению. Узнал у дежурного, как идет служба и т. д. В конечном итоге я вышел во двор.

Что может заинтересовать мальчика пяти лет во дворе? Конечно ремонтирующиеся автомобили. А что может сильно заинтересовать? Конечно игра в футбол, где вместо мяча была скрученная грязная тряпка. В каждой команде насчитывалось по три-четыре человека. Я, естественно, напросился в команду. Мужики согласились. Но сказали сразу, что я буду стоять строго на воротах. Я не возражал. Так как парень я был достаточно спортивный, то значительную часть мячей я, конечно, отбивал. Ну и приходилось падать, естественно. Помню, мужики меня хвалили.

Сколько играли по времени, я, само собой, не помню. Помню одно, что когда начинали играть, было светло, когда пришел отец, то было достаточно темно. В результате нам пришлось снова идти в баню. Но самое интересное, когда я спросил у папы, могу ли я приходить играть с мужиками в футбол в другое время, он ответил, что нет. На вопрос «Почему?» он спокойно сказал, что это пятнадцатисуточники, которые отбудут свой срок наказания, а потом разойдутся по домам. Я спрашиваю: «Папа, так что, это я с бандитами в футбол играл, что ли?» Его ответ: «Нет, сынок, это не бандиты. Это люди, которые просто в жизни случайно провинились. Вот они здесь побудут пятнадцать суток, потом осознают свою неправоту и будут жить более правильно».

Для меня было сильное впечатление, особенно оттого, что я думал, что меня папа будет ругать, что я мало того что сильно испачкался, но и еще с пятнадцатисуточниками играл в футбол.

Заканчиваю тему провинившихся граждан, важно отметить общую папину позицию по данному вопросу. Естественно у него был мозг исследователя. Он мог свободно играть в шахматы одновременно две партии вслепую. Естественным образом, в детстве я его проверял. То лошадку утащу, то пешечку прикарманю. Но ничего не «прокатывало». Приходилось возвращать фигуру на место. Так вот, по его статистическим наблюдениям, по большей части люди совершают преступления по глупости. Такова человеческая натура. И правонарушителю достаточно неделю — месяц побыть в камере, чтобы переосмыслить свое поведение.

Если человека осудили, и он попал в места лишения свободы, то по статистике — точно уже не помню — как минимум 70 % возвращаются туда снова. Причины понятны. А если это преступление, за которое можно и не отправлять за решетку (в СССР были различные альтернативы), то вероятность повторного совершения правонарушения ничтожно мала. Соответственно, он если была возможность, то нагонял ужас, читал лекцию и старался не отправлять в колонию. За всю карьеру следователя (десятки лет), лишь единственный раз гражданин, которого он не отправил в колонию, повторно совершил преступление.

Достаточно логичное поведение. Правда, со слов папы, его постоянно руководство за столь милосердное поведение ругало. Так как все знали, как живет наша семья, вопрос о «неких договоренностях» даже и не стоял в принципе. Руководство ему одно — а он им статистику.

Живя уже в Симферополе (папа занимал уже в то время довольно высокий пост, с пятнадцатиминутным еженедельным выступлением по местному каналу, из которого я узнавал, какие преступления находятся в его поле зрения (дома, он не обсуждал свои служебные дела)), я несколько раз был свидетелем следующей картины. Звонок в дверь. Я подхожу и открываю дверь. Стоит мужчина. «Здравствуйте». «Добрый день». «Здесь живет Павел Павлович Кравченко?» «Да, здесь». «Можно его позвать?» Я отвечаю: «Я вас слушаю» (а мне лет 12–13). Он еще раз: «Мне нужен Павел Павлович Кравченко». Я говорю: «Я вас понял. Я — Павел Павлович Кравченко». Как правило, некое недоумение. После некоторого замешательства с их стороны я уже начинал помогать людям выходить из данной ситуации. «Вы хотите поговорить с Павлом Павловичем Кравченко — старшим?» И начинал объяснять, в чём дело. Что меня тоже зовут Павел Павлович. И так сложилось — фамилия тоже одна. Одним словом, я сын и вас слушаю, так как папа на работе. В итоге много слов благодарности и т. д. Если у меня было настроение шутить дальше, то я мог поинтересоваться, в каком размере принесли взятку, и добавить, что мне как раз нужен велосипед или еще чего-нибудь. В основном мой юмор воспринимался доброжелательно. По виду приходящих можно было определить, откуда они прибыли. Правда, до сих пор мне непонятно, откуда они узнавали наш адрес.