Татьяна Вирта - Физики и лирики - истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

После Победы мы вернулись домой не по годам повзрослевшими. Некоторые семьи понесли невосполнимые потери. В семье Чуковских в 1942 году погиб на фронте средний из детей Корнея Ивановича – Борис, и его сын Женя остался сиротой. Корней Иванович и Марья Борисовна, к счастью, его усыновили и стали ему невероятно преданными родителями. Мои подруги – Светлана и Джоя Афиногеновы потеряли отца, – Александр Николаевич Афиногенов погиб при бомбежке в здании ЦК партии в Москве в октябре 1941 года. У моего друга Пети и его брата Илюши Петровых в 1942 году при перелете через линию фронта на военном самолете, попавшем под обстрел, разбился отец.

Но и тем, кто остался в живых, выпало на долю перенести столько испытаний, что их с лихвой хватило бы на несколько поколений людей, если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость.

Наше детство невозвратно прошло, мы входили в пору юности, еще не зная, что нас ждет впереди.

Совсем недавно я была серьезной девочкой с двумя косичками и усердно занималась своим самообразованием. В школе я училась неважно и ни по каким предметам, кроме литературы и естествознания, особенных успехов не имела. Зато с одинаковым рвением изучала «Историю искусства» П.Гнедича и «Жизнь животных» А.Брема, поначалу не вполне осознав, что с генетикой не поспоришь, – литературные способности, полученные в наследство от отца, хотя и сильно ослабленные, жаждали реализации, и часто становились «линией жизни» писательских детей. Но до этого было еще далеко.

С некоторых пор у меня появились новые увлечения, – танцы, наряды. Я вертелась перед зеркалом, готовясь к вечеру, и невероятно переживала свои успехи и неудачи. На дачах у нас крутили без устали патефоны, пластинки, записанные на рентгеновских снимках, шипели, игла соскакивала с борозды, но хриплый голос Утесова или грассирование Вертинского проникали нам в душу, пробуждало неясные мечты о чем-то прекрасном и неизведанном. Предчувствие любви витало в воздухе, но пока это было лишь ожидание того, что должно было прийти и наполнить собой нашу жизнь.

С Люшей нас объединяла в те послевоенные годы неустанная забота о наших младших братьях. Это были бедовые ребята, и уследить за ними было не так-то просто. Ее двоюродный брат Женя, 1939 года рождения, и мой брат Андрюша, 1944 года рождения, постоянно изобретали такие забавы, которые могли закончиться для них весьма печально. В поисках экстремальных видов спорта они постоянно устраивали сумасшедшие гонки на велосипедах, проносясь над канавами и буераками то положив ноги на руль, то подняв руки вверх. Процветало и еще одно соревнование, – привязав толстую веревку к высокой ветке, раскачаться на ней с немыслимой силой, после чего спрыгнуть вниз на максимально далекое расстояние. И вот один из них со всего маху рухнул в какую-то яму. Мы с Люшей бросаемся к нему.

– Эй, там! Ты живой?

– Да все нормально!

У-ф-ф! Кажется, пронесло!

Биологические опыты моего брата Андрюши не вредили хотя бы его здоровью. А вот Люшин двоюродный брат Женя имел пристрастие к пиротехнике и только по счастливой случайности однажды чуть было не ослеп и не поджег свою дачу. Петарда, изготовленная Женей, вырвалась у него из рук и, залетев в кусты, с шипением там взорвалась. Мы все были просто в шоке. Ну, что можно было поделать с этим неугомонным мальчишкой?!

Они же были у нас и главными ветеринарами. С нашими домашними животными вечно что-нибудь приключалось. То чья-то кошка повредит себе лапу. То пес притащится домой с изодранными в клочья боками. Что поделаешь, если соперник оказался сильнее?! Любовь требует жертв. Самое интересное, что собаки и кошки терпеливо переносили обработку ран, прижигание йодом и накладывание на лапу самодельной лангетки. Животные гораздо умнее, чем мы о них думаем.

Ну, а какая морока была с выпавшими из гнезда птенцами – не закинешь обратно в гнездо, кошка мгновенно придушит, а взять трепещущего, едва оперившегося птенца домой – это значит поминутно закладывать корм в ненасытную желтую глотку. Иногда этих птенцов удавалось выходить, и они, оперившись, вылетали на волю из открытого окна террасы. Вспорхнул – и улетел без всякой благодарности, и лишь оставив на память о себе на подоконнике несколько белых пятен.

Для меня переделкинская идиллия кончилась катастрофой.

Сознаю, что предаваться суеверию смешно и глупо. Все это антинаучная галиматья, и с этим надо бороться.

Но однажды вечером я в ванной уронила на кафельный пол маленькое зеркальце, и оно разбилось вдребезги. А утром мой папа объявил моей маме, что уходит из семьи, поскольку полюбил другую женщину и намерен на ней жениться.