Эдвард Бис - Карма. Судьба палача

Матрас Самарта располагался в противоположном от меня ряду, вдоль стены. Мы не разговаривали между собой. И к чему? Ему не было дело до меня, мне не было дела до него.

Вскоре, отмечая его жестами и взглядами, какими обладают только смертники, – в них таинственность и снисходительность, – мне сказали, что Самарт – бывший надзиратель в офицерском чине, проработавший достаточно долго в этой самой тюрьме. Некоторые даже внесли уточнение – не простой надзиратель, а тот который в черной форме уводил из камер смертников на казнь. Данная информация не меняла моего к нему отношения, просто потому, что самих отношений между нами и не было.

Мы содержались в одной камере около полутора лет, до периода, когда все заключенные нашего блока №1 были переведены в блок №5. Блок №1 оставили под снос и, как оказалось, его действительно очень быстро разрушили и стали вывозить из него строительный мусор, пуская слухи, что на его месте скоро будет построен новый, современный комплекс. Но вести оказались ложны. Даже сегодня, почти через десять лет, строительство там не ведется, и территория блока представляет более джунгли, чем территорию тюрьмы.

Зона смертников пятого блока отличалась от зоны первого очень многим. Во-первых, само здание было после капитального ремонта. Прекрасно. Во-вторых, территория смертников вне камер была больше, светлее, оборудована столами, шкафчиками и даже рукомойниками. Понимаю, что для людей, привыкших к цивилизационному сервису, может резать сознание выражение «даже рукомойниками». Но, друзья мои, для Таиланда это нормально, а для тайской тюрьмы тем более. Рукомойники тогда начали появляться в тюрьме как диковинка и они редко использовались по прямому назначению, потому что из них не часто текла вода. В общем, камеры и территория нового блока отличалась от старого очень многим и в лучшую сторону.

Несмотря на отличия инвентаря, быт был нарушен. Оказалось, что питаться, как раньше, для большинства стало просто невозможно. Дело здесь не в том, что тюремная еда ухудшилась, а в том, что упомянутое большинство, питалось коммерческой едой по системе хозрасчета. Бесплатная еда оставалась, мягко говоря, очень специфичной, и подавляющее большинство заключенных не питались тюремной едой вообще, считая ее очень острой либо, даже несъедобной. Ранее еду заказывали (покупали), а в большинстве своем готовили сами. Для готовки использовали электрооборудование, угли и даже газ, который был подведен и подавался пусть с перебоями, но подавался. Свежие продукты можно было заказать в магазине, а оплатить либо наличными, либо через тюремный счет. Обязан также отметить, что в данной тюрьме не было столовой. Вся еда разливалась из привезенных котлов. Кто хотел, тот подходил со своей посудой и брал.

Во время перевода из одного блока в другой у заключенных было конфисковано абсолютно все электрооборудование, а также предметы, которые могут быть использованы для готовки еды. Не оставили ни электрочайников, ни кипятильников. Помимо этого, установили чувствительные предохранители, которые срабатывали при малейшем сопротивлении в электросети. Администрация тюрьмы, попросту говоря, рассчитывала оставить зону смертников как показную.

Если предохранитель срабатывал из-за самодельного кипятильника, то электричество включали не сразу и на первых порах даже разбирали дело как преступление против порядка. Ожидания были мучительны из-за прекращения работы вентиляционной системы. В жару, даже получасовая остановка вентиляторов, приводила астматиков и сердечников в трепет. Становилось очень душно.

Как было отмечено, из-за сложностей с питанием в новом блоке стали образовываться группы по схожим интересам и возможностям. Мои возможности позволяли мне питаться покупной едой и делать это, в некоторой степени, комфортным образом. Я не желал утруждать себя заполнением бланков заказа и толканием в очередях за получаемой снедью, а потому сблизился с тремя тайцами. Все получилось спонтанно: наши интересы были схожи.

Среди трех тайцев были мистер Лек, мистер Мафия и мистер Пон. Лек не было именем, а прозвищем, которое далось ему, как и всем тайцам, в детстве и означало: маленький. Лек вовсе не был маленьким, а с точки зрения его уголовного прошлого был даже крупным. Это был человек в преклонном возрасте, который получил образование в европейском университете и являлся представительным наркодельцом. Он прекрасно владел английским и норвежским языками. Был уважаем. Осужден на две смертные казни по двум разным уголовным делам. Хотя в силу своей обеспеченности, ума и практичности, он добился снижения срока одного дела до пожизненного заключения, а другое вообще выиграл. Для Таиланда выиграть уголовное дело связанное с наркотиками, тем более когда первый суд уже приговорил к смерти, – это нечто особенное и почти маловероятное. Был освобожден через тринадцать лет посредством персонального королевского помилования! А это уже совсем редкое явление и характеризует Лека – я так думаю – как весьма ловкого дядю.