Алексей Щеглов: «Судьба-шлюха», или Прогулка по жизни (сборник)

На даче под Таганрогом, утро, очень жарко, трещат цикады, душно пахнут цветы в палисаднике, я уложила кукол спать и прыгаю через веревочку, я счастливая, не надо готовить уроки, не надо играть гаммы – я обрезала палец. К дому подъехала двуколка, из города приехал приказчик, привез почту, привез много свертков, привез вкусности. Я счастливая, я очень счастливая. Почему вскрикнула мама? Я бегу в дом, через спущенные жалюзи в спальне полоска света, она блестит золотом, мама уронила голову на ручку кресла, она плачет – я мучительно крепко люблю мать, я спрашиваю, почему она плачет: она указала на пол, где лежала газета с напечатанной в ней фотографией, в черной рамке был крестик и сообщение о том, что в Баденвайлере скончался Антон Павлович Чехов. Я вспомнила, что видела книги, где на корешках было «А.П. Чехов», взяла одну из них. Мне попалась «Скучная история». – На этом кончилось мое детство.

Летом 1910 года Фаина в Крыму, в Евпатории, – каникулы. По соседству, в большом тенистом саду, в белом одноэтажном домике, увитом виноградом, – семья Станислава Андреева, главного врача местного туберкулезного санатория. Его дочь Нина, позже – бессменная подруга Фаины Георгиевны – Нина Станиславовна Сухоцкая, вспоминала в своей книге это жаркое лето:

«Каждое утро из дома выходят две девочки – дочери Андреева – и с ними сестра его жены – молодая актриса Художественного театра Алиса Коонен, приехавшая в отпуск. Все трое знают, что у калитки в сад, как всегда, их ждет обожающая Алису Коонен Фаина – девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться…

Обняв Фаину, Алиса направляется к морю. За ними в больших соломенных панамках, как два грибка, идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже «обожающая» свою молодую тетю Алю и ревнующая ее к Фаине. Мне было в то время четыре года, Фаине – пятнадцать лет».

Осенью – в ноябре – умер Лев Толстой.

«Смерти нет, а есть любовь и память сердца», – повторяла Фаина его слова.

Я впитала любовь к Толстому не с молоком, а со слезами матери. Второй раз мать рыдала над газетным сообщением в 1910 году. Она говорила, что не знает, как жить дальше: «Погибла совесть, совесть погибла».

Весной 1911 года гимназистка Фаина Фельдман в переполненном зале маленького Таганрогского театра, в гастрольных спектаклях театра Ростова-на-Дону впервые увидела Павлу Вульф – известную провинциальную актрису – в ее лучших ролях: Лиза («Дворянское гнездо»), Нина Заречная («Чайка»), Аня («Вишневый сад»).

Павла Леонтьевна Вульф, моя бабушка – друг и поклонница таланта замечательной Веры Федоровны Комиссаржевской, ее ученица – сыграла в жизни Фаины Фельдман свою, может быть, самую яркую и незабываемую роль.

Три коротких весенних сезона Ростовского театра на гастролях в Таганроге, все – семья, дом, фонтан на площади, гора Юнгфрау в Швейцарии, шляпные коробки из Вены – все теряет смысл. Сейчас – только Театр.

В казенной автобиографии Раневская напишет потом:

По окончании гимназии решила идти на сцену. Решение уйти на сцену послужило поводом к полному разрыву с семьей, которая противилась тому, чтобы я стала актрисой. В 1915 году я уехала в Москву с целью поступить в театральную школу.

Господи, мать рыдает, я рыдаю, мучительно больно, страшно, но своего решения я изменить не могла, я и тогда была страшно самолюбива и упряма… И вот моя самостоятельная жизнь началась.

Экзамены в Москве – Гельцер – «Мои университеты» – Цветаева – Шаляпин – Станиславский – Качалов – Мандельштам – Маяковский – Лето в Малаховке – Садовская – Певцов – Актерская биржа – Керчь – Феодосия – Кисловодск – Эмиграция семьи

Поехала в Москву. Ее никто не знал. Средств к существованию не было. Поступала всюду – в театральные школы, показывалась в театры. На экзаменах от волнения стала заикаться.

«Ни в одну из лучших театральных школ принята не была, как неспособная».

Таганрогский знакомый отца, узнав в Москве о ее нужде, сказал: «Дать дочери Фельдмана мало – я не могу, а много – у меня уже нет…»

Отец все-таки прислал перевод. Держа в руках деньги, Фаина вышла на улицу. Ветер вырвал бумажки из ее рук, они полетели по улице, а Фаина остановилась, вздохнула: «Как жаль – улетели…» «Я ненавижу деньги до преступности, я их бросаю, как гнойные, гнилые тряпки. Это правда. Так было всегда».