Елена Чайковская - Конек Чайковской. Обратная сторона медалей

На режиссерском курсе нам преподавали художественные руководители ведущих столичных театров: Моссовета – Юрий Завадский, имени Маяковского – Андрей Гончаров, ЦДТ – Анатолий Эфрос. И эти люди-титаны не давали нам никаких поблажек.

Изобразительное искусство нам читал заведующий отделом западного изобразительного искусства Пушкинского музея. Боже мой, что он рассказывал – про каждый штрих самых выдающихся полотен! И потом вынимал какие-то картины и по фрагменту предлагал нам рассказать, что это за произведение, требовал определить характерные черты для этого художника и для этого стиля.

Гениальный Николай Эльяш – эрудит, лучше всех знавший историю балета, у нас читал историю и современного, и зарубежного балета, и даже российского имперского балета.

Как-то раз он довольно зло, но остроумно пошутил в отношении меня.

Однажды у нас в постановке был Чайковский. А надо сказать, что Петр Ильич сам был отчего-то неудачлив в постановках своих, ставших потом мировой классикой, балетов. В частности, речь шла о «Спящей красавице» в Большом театре в 1890 году.

Спектакль абсолютно провалился, народ уходил после первого акта.

И Чайковский, совершенно обезумев от горя и досады, всю вину свалил на балетмейстера. А балетмейстерами в то время в Большом театре служили два немца – Гиллерт-первый и Гиллерт-второй. Это были два брата. Они, кажется, до того работали солистами в Берлинской опере – и вот приехали в Москву, возможно, на заработки. Гиллерт-второй был женат на Анне Собещанской, приме Московского императорского Большого театра, моей родственнице по материнской линии. То есть Гиллерты эти приходились мне отдаленной родней.

И вот я однажды после лекции о русском балете конца XIX века и о роли Чайковского в нем говорю Эльяшу: «А вы знаете, что Гиллерт приходился мне родственником?» А Эльяш был ехидным до невозможности. И он мне отвечает: «А вы знаете, что сказал о вашем родственнике Петр Ильич Чайковский?» Я вся прогнулась от гордости и говорю: «Нет, не знаю…» И Эльяш отвечает: «Чайковский после постановки «Спящей красавицы» и ее первого провала заявил, что Большой театр прекрасно обойдется без Гиллерта-первого. А особенно – без Гиллерта-второго!»

Когда я защищала диплом, его тема сама шла в руки. Я сотрудничала с Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым. Вот на программах лучшей пары мирового фигурного катания, на роли чемпионов в развитии мирового фигурного катания, я и делала дипломную работу.

Мой учитель Захаров настаивал на том, чтобы я защищалась по специальности. Все прошло на ура, защита с отличием, красный диплом.

Свою лучшую ученицу, будущую олимпийскую чемпионку Людмилу Пахомову я отправила в ГИТИС, когда Мила еще каталась у меня. А закончила она вуз уже после завершения спортивной карьеры. Другую свою спортсменку, вице-чемпионку Европы и будущую прекрасную постановщицу Ольгу Воложинскую я сознательно направила по тем же стопам – на балетмейстерский.

Но надо признать, никто из них не учился так, как я.

Когда в марте 2017-го в Большом театре состоялся грандиозный вечер, посвященный 75-летию балетмейстерского отделения ГИТИСа, меня пригласили на нем выступить. Наверное, как довольно-таки известную выпускницу, добившуюся кое-каких успехов.

И вот в конце второго акта на представлении на главной сцене Большого выступает его бывший худрук Володя Васильев. Вообще-то он должен был выходить на сцену вместе со мной – юбиляры приветствуют юбиляров. От волнения или еще от чего-то Володя прочитал какие-то стихи, разволновался и вообще ушел.

В итоге мне пришлось отдуваться одной. А я стою на каблуках. Мне за кулисами говорят: не переживайте, у нас тут проход на сцену для самых толстых примадонн, мы вам сейчас раздвинем занавес.

А до этого режиссер юбилейного представления все бегал за кулисами туда-сюда, как челнок. Вот что значит не тренер, переспрашивал меня постоянно: «Вы сильно волнуетесь?» Я отвечаю: «Ну тревожно немного, но так, чтобы я умирала от страха – этого нет…» Он опять бежит мимо с выпученными глазами: «Ну вы только не волнуйтесь». Раз пять спросил. И вот к моменту моего выхода он добился нужного эффекта – я уже начинаю волноваться.

Так меня накрутил, что в самый последний момент, когда уже я двинулась на сцену, он мне закричал: «Ни пуха ни пера!» И я ему с чувством и удовольствием ответила: «Пошел к черту!»

А выйдя на великую сцену великого театра и остолбенев перед заполненными шестью ярусами, где собрался весь цвет отечественного балета, я все забыла. Хотя мой муж Толя Чайковский, который был в зале, потом сказал, что все кончилось хорошо.