Дмитрий Шелестов: Время Алексея Рыкова

Подобные подходы невольно уводят от изучения реальной политики того времени, которая была не только декларирована в ленинском учении о диктатуре пролетариата, но и проводилась на деле. Научно-исторический анализ её призван раскрыть экстремальность обстановки эпохи гражданских войн, в которой шло утверждение диктатуры пролетариата, практику этой политической системы в 20-е годы с присущими ей возможностями, издержками и противоречивостью, в том числе и негативными чертами.

Такой анализ имеет существенное значение и для понимания исхода столкновения в первые десять — двенадцать лет Советской власти двух тенденций в партийно-государственном руководстве страной: ленинской демократически-социалистической и противоположной ей — бюрократически-тоталитарной, приведшей в конечном счете к утверждению сталинщины. Эти определения, заимствованные из литературы, возможно, небезупречны и, конечно, как всякие определения, не охватывают всего спектра названных тенденций. Но в данном случае они, если вернуться к приведенному выше перечню первых руководителей Советского государства, позволяют глубже осмыслить принципиальное различие между временем, когда во главе правительства находились Ленин и его преемник Рыков, и временем Молотова — Сталина.

Рыков являлся не просто сторонником, но и одним из активнейших проводников ленинских демократически-социалистических начал развития советского общества. Социально-экономические преобразования в стране он неразрывно связывал с процессом демократизации её жизни, считал, что вне такого процесса социалистическое строительство неосуществимо. Здесь нам видится одна из наиболее существенных характеристик его государственно-политической деятельности.

Подчеркнем, что в этой деятельности Рыков не был, как уже говорилось, «правым» или, тем более, «левым». Штампы, господствующие в нашем политическом словаре, не дают возможность назвать его и «центристом», либо «умеренным» — такие понятия почти неминуемо вызывают (далеко не всегда оправданно) негативные ассоциации. Воспользуемся поэтому иными понятиями, заимствованными из области технических наук. В корабельном деле есть такой термин «остойчивость» — невосприятие судном кренов и дифферентов. Рыков был, образно выражаясь, именно «остойчивым» большевиком, чуждым каких-либо крайностей в революционной деятельности. В сложнейших условиях послеоктябрьской эпохи он, говоря языком механики, стремился обеспечить устойчивость движения новой, советской системы.

Нельзя вместе с тем не видеть, что борьба за такую устойчивость имела для Рыкова драматический характер. В своей государственно-политической деятельности он вместе с рядом других высших руководителей середины и второй половины 20-х годов допускал в силу как объективных причин, так и субъективных просчетов определённые отступления, связанные с ограничением демократических начал советского строя. Однако, будучи прямым в своих суждениях, не боялся прямо и открыто признавать и личную неправоту. Главная из наук, считал Рыков, «которой нужно научиться, это — уметь по- марксистски анализировать жизнь, понимать действительность, предвидеть события и не смущаться сознавать свои ошибки».

«Я один из главных виновников происшедших событий», — заявил руководитель Советского правительства, когда весной 1928 года обнаружились тяжелые последствия введения чрезвычайных мер при попытке ликвидировать хлебозаготовительный кризис. Да, это был серьезнейший политический просчет Рыкова, а также Бухарина и Томского, ряда других высших партийно-государственных руководителей. Но вспомним ещё раз предвидение Дзержинского о человеке в «костюме с красными перьями». Когда Сталин впервые уверенно примерил его: после XIV или XV парстъездов? Об этом можно рассуждать и спорить, но датировка такого события 1928–1929 годами вряд ли вызовет возражения.

… «Как вам рассказать о тогдашней России?» — спрашивал в свое время поэт Николай Асеев, обращаясь не столько к читателям, сколько к себе. Такой вопрос неизбежен и для историка, в том числе пишущего о времени Рыкова. Тем более что время жило не только в его «цветах», о которых говорилось в начале этой книги, но и во всем своем многоцветье, выражающем многообразие, многомерность, многослойность и диалектическую противоречивость единого потока жизни.

Одни и те же дни несли разноречивые события. В последние часы 1925 года, закрывая XIV партсъезд, Рыков уверенно заявил, что страна вступает в эпоху строительства социализма. И в те же часы здесь же, в центре Москвы, змеясь от Арбатской к Пушкинской площади, а затем через Пресню к Ваганьковскому кладбищу, двигалась многотысячная скорбная процессия с гробом Сергея Есенина. Наверное, не один человек повторял тогда и позже его слова: «Я оттого и мучаюсь, что не пойму, куда несёт нас рок событий…»