Иосиф Кобзон - Я сам себе судья

Когда мы поженились, родители Людмилы еще жили в Харькове, и Маше приходилось трудно. Мама довольно грубо с ней обходилась, хотя и любила по-своему дочь. Не знаю, насколько Маша меня любила, но у нас были вполне дружеские отношения. Я ее проводил в первый класс. Она слушалась меня и, когда у них с Людмилой возникали конфликты, всегда бежала ко мне. Я всегда ее защищал. Но после того, как я ушел от Людмилы, с ней больше не общался. Но до сих пор считаю ее талантливой актрисой и человеком невероятных способностей, который мог справиться с любой задачей. На фортепиано научиться играть, на гитаре – пожалуйста, писать стихи или музыку – нет проблем, петь – ради Бога.

Сама Людмила уже после расставания в интервью газете «Комсомольская правда» признавалась, что союз со мной был для нее ошибкой. И как вспыльчивая и стихийная дама в телепередачах, куда ее приглашали, могла наговорить обо мне бог знает что. Например, однажды в передаче Леонида Парфенова назвала меня «темным пятном» в своей жизни. Господи, но я был у нее четверым мужем… Официальным! Ни об одном муже – а после меня у нее еще два официальных было! – она не отозвалась хорошо.

Нельзя так скверно относиться к окружающим! Она даже дочь свою не щадила: отсудила квартиру, хотя у той двое детей. Когда Марк, внук Гурченко, погиб в 1998 году от передозировки наркотиков, Людмила Марковна даже не пришла мальчишку похоронить, не появилась и на похоронах своей мамы. Такой эгоцентризм просто в голове не укладывается. И я сказал себе: «До семидесяти молчу, а потом вынужден буду сказать: «Люся, нельзя так! Мне не в чем перед тобой оправдываться, но если для тебя я «темное пятно», то почему для другой женщины вот уже столько лет – светлое? Ну, не получилась у нас жизнь, так разве мы должны быть врагами до конца своих дней?» Но она до конца дней ненавидела меня за развод. Но не потому, что хотела видеть рядом с собой меня. Просто не любила одиночество. Я случайно встретился с ней на телевидении и все-таки решил поздороваться: «Добрый день, Людмила Марковна!», а она заорала на весь коридор: «Ненави-и-ижу!!!» Я только плечами пожал: «Значит, любишь до сих пор, дура!» И пошел себе дальше.

Ничего плохого я ей в этой жизни не сделал. Наоборот, приобрел квартиру для ее бывшего мужа Саши Фадеева, чтобы она не разменивала их общую, помог перевезти из Харькова родителей, хорошо относился к Маше… А то, что у нас жизнь не складывалась, это естественно. Она на съемках, я на гастролях… И образ жизни, и возраст приводили к каким-то встречам, которые очень, наверное, оскорбляли, хотя это было взаимно. Видимо, поэтому мы и разошлись.

Давно это было, но журналисты до самой ее смерти считали своим долгом спросить у Гурченко о Кобзоне, а у Кобзона – о Гурченко. Естественное, конечно, любопытство, тем более что Людмила Марковна не один раз высказывалась обо мне неблагоприятно…

Вот, например, жадным она меня называла. Жадным!? Ну, во-первых, начнем с того, что когда я был на ней женат, она ни в чем себе не отказывала. Работал я всегда много, и в артистическом мире считался весьма обеспеченным человеком. Поэтому жаловаться на отсутствие каких-то средств и говорить, что я был скупым, по-моему, не может никто из тех людей, с которыми я общался. Я никогда не смотрел на деньги как на средство, которое поддерживает в этой жизни. Я всегда относился к ним легко. Хорошо, конечно, когда они были. Но если их не было, я тоже чувствовал себя нормально.

Кстати, мы познакомились с Людмилой Марковной в 1967 году совершенно случайно в ресторане ВТО. К тому моменту после «Карнавальной ночи» прошло уже более десяти лет. Так получилось, что мы с ней вместе посмотрели фильм «Шербурские зонтики», и я сразу же уехал в Питер. Наутро созвонились, и у нас начался телефонный роман.

Потом я был на гастролях в Куйбышеве, теперь это Самара. И ко мне прилетела Людмила. Мы уже жили тогда вместе, но расписаны еще не были: как-то все времени не хватало, да и не считали это обязательным. И вот после ужина в ресторане, в первом часу ночи, поднимаемся ко мне в гостиничный номер (кажется, это была гостиница «Центральная»), а дежурная нас не пускает. Я говорю: «Я – Кобзон». Она отвечает: «Вижу». – «А это, – говорю, – Людмила Гурченко, известная киноактриса, моя жена». – «Знаю, – отвечает, – что актриса, но что жена – в паспорте отметки нет. В один номер не пущу. Пусть снимает отдельный и там живет». Смотрю, у Людмилы Марковны истерика начинается, слезы ручьем. Что делать? Звоню среди ночи домой директору филармонии Марку Викторовичу Блюмину: так мол и так, извините, едем в аэропорт, гастроли придется отменить. Он выслушал: «Приезжайте ко мне». Переночевали у него. Утром, после кофе, он везет нас в филармонию, ведет к себе в кабинет, а там уже ждут – дама из загса, свидетели и все такое. Так он нас с Людмилой Марковной и поженил.