Николай Старостин - Футбол сквозь годы

В перерыве с трудом проникаю в раздевалку басков. Мне необходимо посмотреть будущих соперников в боевом настроении. И не верю глазам: тренер испанцев (тот самый Вальяно, который на первенстве мира в финале случайно забил гол в собственные ворота и от потрясения упал на поле без чувств) наливает каждому игроку по полстакана коньяка и разбавляет его кофе. Я был поражен. На улице жара, и вдруг такое. Ладно, думаю, что-что, а это мы у них перенимать не будем.

Во втором тайме в течение 13 минут баски забили в ворота «Динамо» еще четыре гола. Динамовцы ответили одним. Реванш не состоялся – 4:7.

«Спартак» остался последней всеобщей надеждой. Что тут началось! Письма, телеграммы, звонки с советами и пожеланиями успеха. Вызовы на «ковер», где начальники разных рангов с одинаковой важностью объясняли мне, что вся страна ждет нашей победы. Пожалуй, единственным, кто во всеобщей лихорадке, по крайней мере внешне, сохранял холодную голову, был Косарев. Он имел опыт настраивать спортсменов на большие дела. У него это получалось очень хорошо и убедительно. В тот раз он сказал:

– Не робейте, ребята, не боги горшки обжигают. А прощаясь, добавил:

– Кесарю – кесарево, а Косареву – косарево! – мол, мне нужна победа.

В те дни, казалось, весь мир вращается вокруг «Спартака». В доме на Спиридоновке (нынче улица А. Толстого) на одной лестничной клетке находились квартиры Андрея и Петра Старостиных, Серафима Знаменского, Станислава Леуты и вашего покорного слуги. Двери практически не закрывались, сутками звонил телефон. Такая же обстановка царила в Тарасовке, где команда готовилась к историческому матчу. Тренерский совет заседал по нескольку раз в день, определяя состав и тактику предстоящей игры. В этих обсуждениях принимали участие не только специалисты. В Тарасовку зачастили верные спартаковские болельщики – популярнейший артист МХАТа Михаил Яншин, именитые писатели Юрий Олеша и Лев Кассиль. И как ни странно, их приезд всегда оказывался ко времени. Мне врезался в память один эпизод, связанный с Кассилем. Его попросили назвать свой вариант состава на игру. Ответ Льва Абрамовича снова обнаружил в нем тонкого знатока футбола. Он был краток:

– Кого угодно, куда угодно, но Федотова – на левый край обязательно!

Споры вокруг состава велись с утра до вечера и с вечера до утра.

Несмотря на пропасть организационных дел в Москве, я старался при первой же возможности вырваться в Тарасовку, понимая, что главные события происходят там. Накануне игры должен был состояться решающий тренерский совет. Я гнал машину по Ярославскому шоссе, привычно перебирая в памяти фамилии футболистов, пытаясь мысленно расставить их на поле по непривычной тактической схеме «дубль-ве». Сидевшие рядом жена и корреспондент «Красного спорта» Аванесов не хотели отвлекать меня разговорами и лишь изредка перебрасывались отдельными фразами с шофером Петром, у которого я, не имея водительских прав, выпросил руль, и он вынужден был смириться с ролью пассажира. Впереди тащился маленький газик и никак не давал себя обогнать. И вот около Мытищ, где идет ответвление дороги на Болшево, я, не выдержав, выжал акселератор до предела и пошел на обгон. Неожиданно с прилегающего шоссе на противоположную сторону дороги выехал мальчишка на велосипеде. Я с леденящим ужасом понял, что сейчас его собью, и резко вывернул руль влево. Когда жена увидела, что аварии не избежать, она с криком «Коля!» вскочила с заднего сиденья, пытаясь закрыть мне голову руками. Машину вынесло на незамощенную часть, и она, перевернувшись в воздухе, приземлилась вверх колесами в придорожной канаве. Вылетели все стекла. Петр и Аванесов сильно порезались. Самое удивительное, что я не получил ни одной царапины.

Жена лежала, не подавая признаков жизни. Из раны на лбу, заливая ей глаза и лицо, струилась кровь. Первое впечатление – она мертва. Я в отчаянии. Не могу взять себя в руки, тело бьет мелкая дрожь. Вдруг на обочине останавливается черная эмка. И из нее выходит зампред НКВД Прокофьев. (Как потом выяснилось, он возвращался с операции по задержанию легендарного командира Гражданской войны Дмитрия Гая. Гай был необоснованно арестован, его везли из Москвы в тюремном вагоне. На переезде между Хотьковом и Загорском, попросившись в туалет, он выпрыгнул через окно на полном ходу поезда. При падении сильно повредил ногу и ползком далеко, конечно, уйти не мог… Прокофьев руководил операцией захвата.) Он часто бывал на футбольных матчах и, естественно, знал меня.