Ирина Бйорно - Русские эмигранты в Дании. К 100-летию русской Октябрьской революции

Посвящается моей близкой подруге, графине – Татьяне Сергеевне Ладыженской

У неё в квартире стояло кресло русского царя Александра Третьего, подаренного ему крестьянами. На этом кресле я часто сидела в гостях у Татьяны Сергеевны.

Последние годы своей жизни Татьяна Сергеевна болела. У неё были распухшие от подагры ноги, грузное тело, и «жаба» в груди – очень точное название её сердечной недостаточности, потому что когда она дышала, в её груди всё сопело и, казалось, там жила именно не лягушка-квакушка, а жирная, пупырчатая жаба.

Она умирала. Ей было за восемьдесят, и она прожила долгую жизнь, где она играла роль графини каждый день, и играла эту роль она с большим удовольствием. Роль срослась с ней настолько, что она стала верить во все те правдивые и придуманные истории из жизни графини, которые она часто и с удовольствием рассказывала другим.

В те моменты, когда слушатели замирали и открывали рот от удивления, она получала истинное наслаждение от своей жизни настоящей русской графини. Вот и теперь графиня сидела на своём старом, прохудившемся и вылинявшем кресле, над которым висел портрет её прадедушки – графа и героя русско-турецкой войны, с пушистыми бакенбардами и лошадиным лицом, и не хотела умирать.

На её шее было материно золотое ожерелье с пятью маленькими яичками Фаберже, усыпанными разноцветными камнями, с которым она не расставалась ни днём, ни ночью, а на мизинце левой руки сидело кольцо, называемое «золотой купелью», но огромного, сибирского голубого бриллианта с уникальной русской огранкой, увы, там уже не было: то ли он выпал в больнице, где она проводила всё больше времени, то ли его украли, когда она лежала в беспамятстве после переливания крови.

Но эти предметы, также как и маленькая брошь с двуглавым орлом с глазами-бриллиантами, которая кочевала с одной блузы на другую, были частью Татьяны Сергеевны, и она ни при каких обстоятельствах не продала бы их. Без них она не чувствовала себя графиней.

Она жила в маленькой квартирке с тремя небольшими комнатами, за которую она платила из своей небольшой пенсии. Квартира была в старом доме без лифта, на третьем этаже, и вот уже полгода графиня не выходила на улицу, так как не могла подняться по крутым ступенькам вверх: ноги с подагрой не держали больше её грузное тело.

Но перспектива переезда в дом престарелых для Татьяны Сергеевны была невозможной. Только в этой квартире, с множеством старых русских картин, с акварелями сестры царя Николая Второго, портретом матери в бальном платье и мебелью из кабинета Александра третьего, она чувствовала себя русской графиней.

Детей у неё никогда не было, второй муж, бывший белый офицер, которого она встретила в Париже, где он коротал жизнь шофёром такси, умер, а денег на прислугу в её доме никогда не водилось.

Она обожала свой телефон, особенно когда он звонил, и тогда она оживала, и если это звонила женщина, Татьяна Сергеевна громко кричала в трубку, не давая опомниться звонившей: «Кися, а ты ко мне приедешь?». Кисей она называла всех подряд. Имён она уже не помнила, кроме тех, которые ей были нужны в её историях, а остальные – нужные ей в её нелёгкой жизни – записывала в блокнот, всегда лежавший рядом с ней.

Так она зазывала к себе всех возможных слушателей её историй и тех, кто мог оказать ей маленькие, но необходимые для её жизни ежедневные услуги.

Если звонил мужчина, то, независимо от возраста, она называла его «шалунишкой эдаким» и с налёта говорила всегда одно и то же: «Знаю тебя! В кровать ведь норовишь ко мне – но я тебя не люблю».

Она родилась уже на чужбине – не в России, в далёком послереволюционном 1919, и впервые попала в Россию уже в 80-сятых годах, на закате Брежневской Империи развитого социализма. Коммунистов она не любила, так как верила, что они виноваты во всём, что случилось в далёком октябре семнадцатого.

Мама графини, фрейлина государыни, выехала из опалённой революцией России вместе с мамой убиенного в Сибири царя, и своим мужем. Фрейлина была тогда уже беременна Татьяной Сергеевной. Семья прихватила из России кое-какую царскую мебель, картины и, конечно, компактные и умные бриллианты, которые зашили в лифы всех своих платьев.

Мама графини разрешилась дочерью на чужбине, а крёстной матерью у маленькой графини стала сама мама русского царя, подарившая младенцу большое яйцо Фаберже с золотой повозкой внутри, усыпанное бриллиантами.

Это яйцо теперь стояло на столике у нашей графини, и оно там находилось уже более восьмидесяти лет, но графиня не решалась отнести его к оценщику, так как боялась, что ювелир мог заменить бриллианты на стёклышки, а отличить настоящие бриллианты от фальшивых она не могла.