Виктор Гусев: Нефартовый

Это было написано в ничтожные по меркам человеческой жизни 29 лет.

В вышедшем по пьесе Гусева в 1961 году фильме «Иван Рыбаков» главный герой, умирая, устами актера Бориса Бабочкина, больше всего известного по роли Чапаева, говорит: «Сыну смерть отца перенести легче, чем отцу — смерть сына».

Последней фразой самого Виктора Михайловича, обращенной к жене, было: «Береги детей!»

Но и в отмеренные 34 года жизни Гусеву не раз приходилось несладко.

Племянник Митя, сын моей младшей сестренки Машеньки, которая тоже ушла от нас бесконечно рано, для своей дипломной работы раскопал интереснейшие вещи, включая, например, сведения о взаимоотношениях Гусева с Владимиром Маяковским.

Великий поэт со всей своей известной мощью обрушился на начинающего, когда в 1929 году в первом сборнике гусевских стихов «Поход вещей» прочел стихотворение о взятии Зимнего дворца: «Последний фонарь застрелил броневик, шатаясь из Смольного в Зимний…»

На конференции Московской ассоциации пролетарских писателей Маяковский восклицал: «Вы только послушайте! Броневик воспринимается им как бегущее существо, которому безразлично, куда слоняться!»

Крайне не понравилось Владимиру Владимировичу и стихотворение Гусева о деде-алкоголике. «Эта поэзия идет не по линии создания новой, пролетарской, а по линии декаданса, старой упаднической поэзии. Вот, скажем: «Мой дед? — Не знали вы его? — Он был не здешних мест. — Теперь за тихою травой стоит горбатый крест». Это такой грошовый романтизм, давно выкинутый из арсенала революционной поэзии, что смешно им орудовать».

Дедушка тяжело переживал реакцию мэтра и, кстати, своего кумира. Впрочем, Виктор не озлобился и даже сделал правильный вывод. Ведь первые стихи были написаны, что называется, «на диване» — начитанным, влюбленным в книги и поэтическое слово, но лишенным какого бы то ни было жизненного опыта мальчишкой. Гусев начал ездить по стране, набираясь впечатлений и сюжетных тем.

Сменивший гнев на милость Маяковский с улыбкой скажет на одной поэтической вечеринке: «Расти, Уткин — Гусевым станешь!» По страшному совпадению прекрасного поэта Иосифа Уткина тоже не стало в 44-м. Осенью он погиб в авиакатастрофе недалеко от Москвы. Оба поэта похоронены на Новодевичьем кладбище.

…А во внуковском поселке, где живет моя семья, улица Гусева — совсем рядом с улицей Маяковского. Они не пересекаются. Но соседствуют.

Дед (хотя странно так называть человека, которому в тот момент было слегка за 20) не только «поднялся с дивана», оторвавшись от любимых книг, но и стал, если можно так сказать, поэтическим журналистом. Некоторые его стихи даже заменяли передовицы в «Правде», появляясь на первой полосе газеты уже на следующий день после события. Ну, например, о том, как, забирая больного ребенка из горного аула, вертолетчик поднялся на небывалую высоту. Или как мужественные полярники сумели победить казавшиеся непроходимыми льды. А еще: испанские дети в Артеке, бои на озере Хасан, полеты Чкалова…

Как-то сразу приходит в голову пресловутое эстрадное: утром — в газете, вечером — в куплете. Но здесь все было не так: утром — и в газете, и в куплете.

Сейчас частенько думаю о том, что все это, включая еще и большую переводческую работу Виктора Михайловича, который представил русскому читателю творчество множества поэтов — от Белоруссии до Туркмении, каким-то совершенно загадочным образом преломилось и в моей биографии. Не говоря уже о комментаторской карьере деда.

На протяжении многих лет он вместе с коллегами, среди которых был и знаменитый писатель Лев Кассиль, и легендарный спортивный комментатор Вадим Синявский, вел репортажи с парадов на Красной площади. В том числе 7 ноября 1941 года, когда враг был под Москвой, фашистские самолеты по нескольку раз в день совершали налеты на столицу, а наши солдаты, пройдя маршем мимо Мавзолея, отправлялись на фронт.

В качестве корреспондента уже упомянутой программы «Говорит Западный фронт» майор Синявский работал в местах главных сражений. А в 42-м, попав в осажденный врагом город в Крыму, успел сказать в эфир только одну фразу: «Говорит Севастополь» — и тут же был серьезно ранен осколками разорвавшейся рядом мины. Только когда наши артиллеристы подавили немецкую батарею, его смогли вынести в безопасное место. Именно тогда Вадим Святославович потерял левый глаз.