Василь Быков: Афганец

Сам Ступак был человек молчаливый, но разговоры других слушать любил, особенно, если речь заходила о политике, от которой теперь все зависело. Да еще такая политика, в которой было не столько ума и рассуждений, сколько скандалов и циничной лжи. Лгала власть, лгал криминалитет, который множился и от него не стало продыху простому человеку. На днях в соседнем дворе из-под окна украли, правда, не новый БМВ, только что пригнанный из Германии. Несмотря на заграничный "аларм" , который хозяин демонстрировал целый вечер, давая понять тем самым, что не стоит машину красть - загудит, заверещит. Но не заверещал и не заголосил БМВ, как его увели со двора и теперь он навсегда пропал. Люди говорили - милиция, кто ж еще так умеет? Может и милиция, думал Ступак. У пенсионера из соседнего дома именно милиция нашла украденный еще зимой "жигуль", но кузов оказался перекрашен, номера перебиты и машину хозяину не отдали, так как, видите ли, появились сомнения. После того, как машина постояла на милицейском дворе полгода, от нее мало что осталось раскулачили вдрызг. Стоял голый кузов. Может, и хорошо, что Ступак загнал к чертовой матери свой "москвич", меньше забот и больше безопасности.

По причине безденежья он почти не читал газет, разве что случайно, но после этого нервничал и расстраивался, аж свербело поругаться. Газеты врали так нагло, как не врали никогда до этого даже при советах. А кроме этого в каждом номере - указы, декреты, законы и пропасть всяких поправок к предыдущим законам, бесконечные речи самого, от которых хотелось взвыть. Все указывал, требовал, угрожал и обманывал - как когда-то политруки в армии, как в том же самом Афгане. Что значит милиционер, который не накомандовался в своей полицейской службе и теперь сполна удовлетворяет свой командирский зуд. И, как ни удивительно, это многим нравилось, пенсионеры, военные отставники словно зачарованные, читали все его выступления в газетах, все его декреты и, вряд ли что понимая в этом многословном пустозвонстве, одобряли. "Может порядок наведет" - стало их неизменным аргументом. Хотя, какой им нужен порядок в беззаконной стране, неизвестно. Скорее всего, они и сами этого не понимали.

Сколько раз Ступак пробовал послушать его по телевизору, но не выдерживал и пяти минут, глубиной души чуя фальшь его пышных слов, и только удивлялся, как этого не слышали другие. Взять хотя бы его жену. Стоило Ступаку посреди его выступления ткнуть пальцем в какой-нибудь другой сенсор, переключиться на другой канал, как она бросалась к телевизору и возвращала все на свое место. И жена, и ее младшая сестра могли с замиранием сердца слушать и смотреть его хоть до утра. А на ступаковы упреки обычно отвечали: ну как можно брезговать выступлением такого видного сексуального мужчины. Они просто млели от одного взгляда на его всегда гладко выбритое лицо с загадочным, почти соколиным взглядом, тугими щеками и мощной нижней челюстью, которая просто вылезала из экрана. В такие минуты Ступак был готов возненавидеть весь женский род, а не только собственную жену. Ее он уже давно ненавидел, нутром ощущая ее фальшивую сущность, дешевое актерство, рассчитанное на дураков или подлецов.

А как он ездил по городу? Движение на улицах замирало, гаишники переключали светофоры и с палками выскакивали на перекрестки выгонять тех, кто не успел убраться с дороги. Все выглядело на улице так, будто ожидался конец света, когда вдали бешено выскакивали три-четыре черных автомобиля, уступами справа и слева, следом за милицейской мигалкой, и мчались дальше. По всем пути их следования прижимались к тротуару все машины частников или, как их еще называли, автолюбителей. Однажды Ступак не успел в такой момент остановить свой "москвич", так как не было возможности приткнуться к тротуару, где уже стояли автобусы, как гаишник коршуном налетел на него, обругал, забрал документы, за которыми потом пришлось не один раз ходить в контору.

Оглядевшись и разобравшись, кого они избрали, мужики начали упрекать один одного за свой глупый выбор. Точно так же мог упрекнуть себя и Ступак. Он тоже голосовал за него. А как было голосовать за его соперника, как говорили некоторые, "националиста"? Может он был и неплохой парень, ученый, да только что он мог сделать с этим народом, который привык только лодырничать и воровать? Который наполовину сложился из коммунистов и комсомольцев, а вторая половина которого обслуживала КГБ?

А тут еще он объявил, что узаконит частную собственность и введет обязательный национальный язык, который почти все уже забыли - и в городе и на селе. Ступак начал от него отвыкать еще в армии, хотя для него, деревенского парня, овладеть как следует русским языком было трудно. Он долго не мог правильно произносить многие русские слова (тряпка, например, за что его дразнили в роте - "трапка"). И вот, только он отучился, в основном, от деревенского языка, заговорил, как многие в городе, по-русски, как этот ученый-националист собирается всех переучить назад, по-деревенски. Нет, с этим Ступак был не согласен. Пусть уж деревенские родители договаривают свой век, как умеют, а он останется при городском языке. Как все начальники. Как все вокруг. А кроме того, он угрожал на митингах коммунистам, номенклатурщикам и кэгебистам. Как раз перед этим Ступака приняли в партию, появилась некоторые новые перспективы, и он сознательно проголосовал за милиционера, такого же коммуниста. Правда, уже тогда как-то слабо надеясь, что его все-таки не выберут. Так нет же, выбрали на свою голову.