Нелепая, ничем не оправданная гибель нашего младшего товарища болью отозвалась в сердце. Майор Добрицкий потом рассказывал, что незадолго до вылета Соколов в кругу товарищей бравировал своим мужеством, говорил, что кланяться пулям не будет и каким бы ни был огонь в сторону не отвернет…
Пустая мальчишеская бравада! Как дорого она обошлась она ему! Но этот случай словно отрезвил нас, старших, еще раз напомнил, что за штурвалами торпедоносцев – вчерашние мальчишки, многим из которых едва перевалило за двадцать, что нам, именно нам, необходимо убедить их в том, что бесшабашная удаль ничего общего не имеет с настоящим мужеством. Испугавшись зенитного огня, отвернуть в сторону, не выполнить боевого задания – это трусость, малодушие, граничащее с преступлением. Но если летчик, отворачивая от летящих навстречу огненных трасс, выполняет противозенитный маневр, никто не усомнится в его храбрости. Несмотря ни на что он упрямо сближается с кораблем и наносит торпедный или бомбовый удар – вот это и есть воинская доблесть, подлинное мужество.
Мы старались находить простые слова, делать беседы не формальными, чаще разговаривать с глазу на глаз. И, надо сказать, наши зерна попадали на благодатную почву. Большинство молодых летчиков прошли хорошую школу в комсомоле, а кое-кто из них уже носил в карманах синих флотских кителей кандидатские карточки, а то и партийные билеты. И за всю историю полка я не припомню больше случая проявления бесшабашного мальчишества, лихой удали, не говоря уже о трусости. Наоборот!
* * *
Помнится, на другой день после гибели Соколова обнаружила в море конвой другая наша пара из той же третьей эскадрильи: торпедоносец – командир звена младший лейтенант А.А. Богачев и топмачтовик – тоже командир звена младший лейтенант Д. Башаев. Транспорт шел под сильной охраной боевых кораблей. Гитлеровцы ощетинились лавиной заградительного огня. Тем не менее, Богачев решил атаковать транспорт. По его команде Башаев вышел вперед и сбросил бомбы на корабли охранения, изрядно пострадав при этом от пуль и осколков. Вслед за ним Богачев пошел в атаку с торпедой. Сблизившись на нужную дистанцию, он нажал на кнопку электросбрасывателя на штурвале и… не почувствовал обычного при этом рывка самолета, который в такие моменты словно подпрыгивает вверх, освободившись от тяжести.
– Командир, торпеда не пошла! – почти одновременно доложили по переговорному устройству (СПУ) штурман Г.П. Штефан и стрелок-радист В.И. Ванчугов. Очевидно, осколком перебило электропровод. Прибегнуть к помощи механического сброса уже не оставалось времени – транспорт густо дымил под самым крылом, явно прибавляя ход.
– Знаю, вижу, – пробубнил хмуро в ответ Богачев. С левым креном он по широкой дуге уходил от конвоя, усиленно выбивавшего винтами пенные усы. И ему стало не по себе от мысли, что транспорт может вот так просто и безнаказанно уйти. Далеко впереди за ним черным штришком у линии горизонта просматривался уходящий на восток самолет Богачева.
– Зайдем еще раз, – сказал он твердо, – Ванчугов, посматривай, как бы «мессеры» не нагрянули.
– Смотрю, командир.
Теперь он шел в атаку один. Топмачтовик уже не прикрывает его огнем своих пулеметов, не ослепит орудийные расчеты взрывами бомб. Тысячи огненных трасс протянулись к самолету со всех кораблей. Как их много! Как проскользнуть, как просочиться в этом смертельном потоке! Сильный удар потряс машину, левый мотор задымил, самолет потянуло влево. Доворотом рулей Богачев выровнял «Бостон», под прямым углом направляя к быстро приближающемуся серому борту низко сидящего на воде парохода. Пора! Он потянул рычаг механического сброса и вошел в левый вираж.
– Есть! – воскликнул вскоре радостно Ванчугов. – Есть, командир, попали!
При отходе от цели Штефан зафиксировал на фотопленке тонущий транспорт водоизмещением 7000 тонн. Он носом оседал в пучину, а на задравшейся вверх корме винты впустую молотили воздух.
Богачев все внимание сосредоточил на пилотировании самолета. Левый мотор заглох и, вслушиваясь, как натужно стучит правый, работающий за двоих, летчик думал только о том, чтобы тот не отказал. Рулями поворота он все время выправлял курс, и хотя машина все же «рыскала», они медленно, но верно. Тянули к своему аэродрому. Большая площадь хвостового оперения, казавшаяся помехой при скоростном маневрировании, сейчас сослужила добрую службу, сохраняя так необходимую теперь устойчивость самолета.
Читать дальше