Петр Лещенко - Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Был однажды такой случай. Журналист Бэлэшою, румын, совершенно не знакомый с русскими именами-отчествами, опубликовал интервью, взятое у моего несуществующего родного брата Петра Мартыновича Лещенко. Как у Петра Константиновича может быть родной брат Петр Мартынович? Ладно, пускай отцы у них разные, но какая мать назовет двоих сыновей одним и тем же именем? Петр Мартынович рассказал о Петре Константиновиче много сенсационного, то есть скандального. Рокамболь [45] Рокамболь — главный персонаж цикла авантюрно-уголовных романов французского писателя Понсона дю Террайля (1829–1871), имя которого стало нарицательным для обозначения авантюриста. в сравнении со мной выглядел ангелочком. Я пришел в редакцию газеты и потребовал опровержения. Редактор начал спорить со мной, говоря, что он доверяет своим сотрудникам и уверен, что все, написанное Бэлэшою, — чистая правда. Тогда я попросил познакомить меня с моим родным братом. Вместо брата мне предъявили старую афишу, на которой стояло имя «Петр Мартынович». То была моя собственная афиша. Когда-то я выступал и под таким псевдонимом, преимущественно в Кишиневе. Я ответил, что афиша не доказательство, и продолжил требовать встречи с братом. Редактор сдался и напечатал вот такое опровержение: «Редакция приносит свои извинения Петру Лещенко и доводит до сведения читателей, что человек, выдававший себя за его родного брата, оказался самозваным аферистом». Все-таки редактор сумел обелить Бэлэшою, переложив вину на несуществующего афериста.

Весной 1935 года меня пригласили в Лондон для записи песен в «Колумбии». Также было запланировано несколько выступлений по радио. Эти выступления являлись рекламой моих концертов, которые должны были состояться осенью того же года. Организацией моих лондонских гастролей занимался импресарио Генрих Гольд. Он сам нашел меня и предложил свои услуги. Гольд производил очень хорошее впечатление. Он хорошо знал свое дело, был пунктуальным и аккуратным, ни о чем не забывал, ничего не упускал из виду. К тому времени у меня выработалась привычка иметь дело только со знакомыми агентами или же с теми, кого рекомендовали мои знакомые. Теперь я мог позволить себе такую «роскошь», поскольку был известным артистом. Но для Гольда я сделал исключение, настолько он меня очаровал. Казалось, что он умел читать мысли и видеть будущее. О чем его ни спроси, все он уже предусмотрел, обо всем договорился. Не импресарио, а мечта.

В Бухаресте Гольда никто не знал, но это не вызывало удивления, ведь Гольд преимущественно работал в Лондоне. «В Лондоне столько работы, что на три жизни хватит», — с важностью говорил он. Во время первой встречи с Гольдом я высказал сомнение относительно успеха моих гастролей в Лондоне, но Гольд объяснил, что там пошла мода на все русское и важно успеть первым, чтобы, как он выразился, «снять все пенки». Гольд был одесским евреем, уехавшим в Англию еще до революции. По его словам, в Лондоне он считался «главным специалистом по русской сцене» (это его слова).

Я обрадовался предложению Гольда. Приятно было осознавать, что моя слава докатилась и туда. В первую поездку, на запись и выступления по радио, со мной поехала Зиночка, которой очень хотелось увидеть Лондон. В ту поездку между нами возникла иллюзия прежних отношений, того времени, когда мы были молоды и влюблены. Мы гуляли по Лондону, восхищались этим прекрасным городом, радовались жизни и чувствовали себя почти счастливыми. Почти… Гольд разместил нас в шикарной гостинице и окружил самой предупредительной заботой. Мы чувствовали себя словно в раю. То была волшебная неделя.

В следующий раз я уже поехал в Лондон один. Мне предстояло провести здесь месяц, выступая в разных местах. Аккомпанировали мне лондонские музыканты, четыре польских еврея. Главным у них был Леон Эйберман. Гольд рекомендовал их как лучших музыкантов в Лондоне. Не знаю, как насчет «лучших», но играли они хорошо. Я волновался — сможем ли мы быстро сыграться? Гольд заверил меня, что все будет в порядке, и действительно нам для этого хватило одной часовой репетиции.

Первые мои концерты должны были состояться в лондонском кабаре «Бэк Гарден». График был очень насыщенным, почти ни одного свободного дня, а в некоторые дни было запланировано и по два выступления. Гольд говорил, что мои песни, прозвучавшие по радио, произвели «настоящий фурор». Я подозревал, что в отношении «фурора» он немного преувеличивает, но первым своим выступлением в «Бэк Гарден» остался доволен. Зал был полон, причем я сразу понял, что публика пришла не просто поразвлечься, а пришла ради меня. Было много русских. Многие песни пришлось исполнять на бис. Я был рад без памяти. Не ожидал такого теплого приема.