Петр Лещенко - Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Так осенью 1925 года я попал в Париж, в город моей мечты, в мою вожделенную сказку.

Мечты так и остались мечтами, а надежды — надеждами. Но кое в чем поездка в Париж оказалась для меня очень важной.

В Париже и впрямь несложно было найти работу, особенно тем, кто не отличался чрезмерной разборчивостью. На нечто большее, нежели выступление в ресторанах низшего разряда или в кинотеатрах перед сеансом, никому не известным артистам из Бухареста рассчитывать не приходилось. Мы с Николаем стали танцевать в кинотеатре «Цезарь». Заработки были выше, чем в Бухаресте, но и парижская жизнь была много дороже, так что, по сути дела, с финансовой стороны мы почти ничего не выиграли от переезда в Париж. Но зато я увидел Париж, который потряс меня своей красотой, и еще я встретил там Тову Кангизер. Това с матерью и младшим братом так же, как и мы, приехала в Париж в поисках счастья. Она рассчитывала на то, что здесь, в самом сердце русской эмиграции, ее, как исполнительницу романсов, примут с распростертыми объятиями. К сожалению, ее надежды не сбылись. Това пела в ресторане на рю де Риволи, куда мы с Николаем зашли как-то вечером после того, как отработали нашу программу в кинотеатре. Я глазам своим не поверил. Това! Вот так встреча! В огромном Париже случайно встретить землячку! Увидев меня, Това просияла и с большим чувством исполнила романс «Побудь со мной!» [18] Одно из названий известного романса Николая Зубова «Не уходи, побудь со мною». . Я понял, что пела она этот романс для меня, и, пока она пела, я успел в нее влюбиться. Признаться честно, Това и раньше мне нравилась, но то была не любовь, а скорее приязнь и любование. Я любовался ею так, как любуются картиной или скульптурой. Любовался без какой-либо мысли о том, что можно взять ее за руку, обнять, поцеловать. А тут вдруг сердце мое пронзила стрела Купидона. Непонятно почему. Видимо, сказалась радость от неожиданной встречи, да и сама Това подлила масла в пожар, вспыхнувший в моем сердце, своим страстным пением. Она выступала под псевдонимом Антонина Белецкая. Мать Товы, Фира Янкелевна, аккомпанировала ей. Десятилетний брат Илья тоже работал, в пантомиме. Это был очень талантливый мальчик. Я в шутку называл его «гуттаперчевым». Он мог изгибаться так, словно у него не было костей.

Между мной и Товой вспыхнул страстный роман. Я был уже не мальчик, мне стукнуло двадцать семь, но я совершенно потерял голову от любви. Только удивлялся тому, что раньше, когда мы служили в труппе у Корнелия, я был настолько слеп, что не разглядел в Тове женщину, предназначенную мне судьбой. Мне свойственна определенная восторженность в любви. Стоит влюбиться, как смотрю на женщину совершенно другими глазами. То, чего раньше не замечал, начинает меня восхищать, то, что раньше не особенно и нравилось, начинаю считать достоинством. Надо, конечно же, понимать разницу между влюбленностью и любовью, глубоким настоящим чувством, которое не просто побуждает смотреть на женщину другими глазами, а озаряет жизнь другим светом. Но настоящая любовь бывает только раз в жизни, если вообще бывает, если судьбе будет угодно свести вместе двух людей, предназначенных друг другу свыше. Я счастлив от того, что в моей жизни есть настоящая любовь, любовь к моей Верочке. Но пришла ко мне настоящая любовь довольно поздно, в возрасте сорока четырех лет. Об этом напишу в свой черед.

Я был влюблен в Тову без памяти, а она не столько любила меня, сколько позволяла мне любить себя. В Париж Това, как и все, приехала переполненная надеждами, но здешняя жизнь быстро эти надежды развеяла. Воображаемые толпы поклонников превратились в немногочисленных завсегдатаев заведения, время от времени делавших Тове не очень-то приличные намеки. Известность ее ограничивалась рестораном, в котором она пела. Перспектив никаких не было. И тут появился я…

Тове не нравилось петь в ресторане. Платили ей плохо. Владелец ресторана, эмигрант по фамилии Гукасов, намекал на то, что плата может быть поднята, если Това будет поуступчивее, а Това не собиралась ему уступать. Она оставила ресторан. Мы создали новую труппу из пятерых человек — меня, Товы, с ее матерью и ее братом, и Николая. «Братья Трифаниди» стали «Труппой Трифаниди». Впятером мы могли делать хорошую, как выражался Николай, «богатую» программу. С такой программой можно было выступать не только в кинотеатрах, но и в варьете. Заработки в варьете были выше, и сам факт выступлений в варьете поднимал наш престиж.