Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 3)

Самым серьезным выводом, который сделал Гитлер из нового положения, явилась все-таки директива вермахту от 3 апреля, которая получила кодовое название «План Вайс»:

«Позиция Польши на данном этапе требует от нас осуществления военных приготовлений, чтобы при необходимости устранить всякую угрозу с этой стороны даже в отдаленном будущем.

Отношения Германии с Польшей и в дальнейшем должны строиться с учетом нежелательности всяких трений. Но если Польша по отношению к Германии изменит свою политику, основывавшуюся до сих пор на тех же принципах, что и наша политика в отношении Польши, и займет позицию, создающую угрозу рейху, то, несмотря на существующий договор, может оказаться необходимым окончательное решение проблемы.

Целью в этом случае будет: разбить польские вооруженные силы и создать на Востоке такую обстановку, которая соответствовала бы потребностям обороны страны. Вольный город Данциг будет объявлен частью территории германского рейха не позднее, чем в момент начала конфликта…

Основные цели строительства германского вермахта я в дальнейшем будут определяться враждебностью западных демократий. План «Вайс» представляет лишь предварительную меру в системе подготовки к будущей войне» [267].

Во вводной к этому документу указывается на распоряжение Гитлера, согласно которому «подготовка должна проводиться с таким расчетом, чтобы обеспечить проведение операции в любой момент, начиная с 1. 9. 39.

Хотя внешне все оставалось неизменным, казалось, чтоЕвропы теперь о себе напомнил и Муссолини, правда, акцией, которая проявляла бережливость в отношении сил и храбрости Италии. 7 апреля 1939 года его войска напали на маленькую Албанию; повторяя вызывавший зависть немецкий образец, он установил над ней протекторат: он вынужден тоже «получить что-нибудь», сообщил он незадолго до этого Берлину. Вследствие этого западные державы предоставили теперь гарантии поддержки также Греции и Румынии. Когда затем Германия предостерегла малые европейские страны перед «опасностью поддаваться соблазнам британцев» и тем самым еще больше усилила нервозность, после многолетней изоляции от дел мировой политики, вызванной прежними разочарованиями, впервые заявили о себе Соединенные Штаты. 14 апреля президент Рузвельт направил Гитлеру и Муссолини письмо с призывом дать на 10 лет гарантии ненападения в отношении 31 государства, которые были конкретно перечислены. Если Муссолини поначалу отказался вообще принимать к сведению это послание, то Гитлер испытывал глубокое удовлетворение, получив этот неожиданный вызов. Со времени своего первого ораторского выступления он эффективнее всего проявлял свой риторический дар в полемике, а наивная демагогия рузвельтовского обращения, где перечислялись страны, с которыми ни Германия, ни Италия, не имели общих границ или тем более разногласий (в том числе Ирландия, Испания, Турция, Ирак, Сирия, Палестина, Египет и Персия), чрезвычайно облегчала Гитлеру его задачу. В заявлении Германского информационного бюро, переданном по его указанию, сообщалось, что он даст свой ответ в выступлении перед рейхстагом.

Речь Гитлера 28 апреля была одной из очевидных вех развития европейского кризиса: она перевела стрелки на войну. По опробованной схеме эта речь была полна заверений в миролюбии и жестов – проявлений собственной кротости, содержала громкие клятвы в невиновности и хранила молчание о всех подлинных намерениях. Гитлер еще раз попытался сыграть роль выразителя программы ограниченной и умеренной ревизии на Востоке, обращало на себя внимание отсутствие нападок, изображающих Советский Союз сатанинской силой. Одновременно он продемонстрировал весь свой сарказм, свою гипнотическую логику и умение склонять на свою сторону, так что некоторые наблюдатели охарактеризовали речь как «вероятно, самую блестящую из всех, с которыми он когда-либо выступал» [268]. Свои нападки на Англию он сочетал с выражением восхищения Британской империей, заверял Польшу – вопреки всем разочарованиям – в своей неизменной готовности к переговорам и разразился резкими выпадами против «международных поджигателей войны», «провокаторов», и «врагов мира», стремящихся навербовать «против Германии ландскнехтов из числа европейских демократий» и тех «магов Версаля, которые из злости или из безрассудства расставляют по Европе сотни пороховых бочек». И затем он подошел к кульминационному пункту: под взрывы восторга и раскаты смеха – к полемике с американским президентом.