Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 3)

Еще окрыленный пылом и истерией предшествующего дня, Гитлер в следующую среду еще раз встретился с сэром Горацием Вильсоном. Если его требования будут отклонены, пригрозил он, Чехословакия будет разбита; когда Вильсон возразил, что Англия предпримет военные шаги, если Франция будет вынуждена поспешить на помощь Чехословакии, Гитлер заявил, что он может только принять это к сведению: «Если Франция и Англия хотят нанести удар – пусть наносят. Мне это безразлично. Я готов ко всем вариантам развития событий. Сегодня вторник, раз так – в следующий понедельник между нами будет война» [214]. В тот же день он предпринял дальнейшие мобилизационные меры.

Однако вторая половина дня 27 сентября опять приглушила его эйфорию. Чтобы проверить, с каким восторгом население готово к войне и укрепить его, Гитлер приказал 2-й моторизованной дивизии пройти на пути из Штеттина к чехословацкой границе через столицу рейха по широким улицам, образующим восточно-западную ось, по Вильгельмштрассе и перед рейхсканцелярией. Вероятно, он надеялся, что этот военный спектакль, о котором было объявлено заранее, привлечет на улицы людей и пробудит в них ту воинственную лихорадку, в обстановке которой после соответствующего обращения с балкона рейхсканцелярии со всех сторон зазвучит призыв пустить в ход силу. На самом же деле картина, описанная в дневнике одним иностранцем, была такой:

«Я вышел на угол Вильгельмштрассе – Унтер ден Линден, ожидая, что увижу там огромные толпы народа и сцены вроде тех, которые описывали в момент начала войны в 1914 году – с криками восторга, цветами и целующими солдат девушками… Но сегодня люди быстро исчезали в метро, а те немногие, кто остался стоять, хранили полное молчание… Это была самая впечатляющая демонстрация против войны, которую я когда-либо видел.

Потом я прошел по Вильгельмштрассе к рейхсканцелярии, где на балконе стоял Гитлер, принимая торжественный марш войск. Там стояло самое большее человек двести. Гитлер нахмурился, явно обозлился и вскоре ушел, не пожелав принимать торжественный марш проходящих частей» [215].

Отрезвляющее действие этого эпизода было дополнительно подкреплено массой плохих известий: они свидетельствовали о том, что военные приготовления Франции, Англии и ЧСР зашли дальше, чем ожидалось, и значительно превосходили немецкие возможности; только Прага мобилизовала один миллион человек и могла вместе с Францией выставить армию почти в три раза больше немецкой. В Лондоне копают укрытия-щели от воздушных налетов, высвобождаются больницы, население Парижа массами покидало город. Война казалась неизбежной. В течение дня Югославия, Румыния, Швеция и США высказали свои предостережения и объявили о поддержке противостоящей стороны, поскольку через несколько часов установленный самим Гитлером срок истекал, настроение в пользу жесткого противостояния стало в рейхсканцелярии ослабевать. Поздно вечером 27 сентября Гитлер продиктовал письмо Чемберлену, в котором он переходил на примирительный тон, предлагал гарантии существования Чехословакии, завершал письмо призывом к здравому смыслу. Но тем временем развертывалась деятельность, которая, как представлялось, была способна придать событиям в самый последний момент неожиданный поворот.

В предшествующие годы развернула интенсивную деятельность небольшая, но влиятельная группа заговорщиков, в которой впервые объединились представители всех политических лагерей. Целью, ради которой они устанавливали контакты друг с другом, было сперва предотвращение войны, но та радикальность, с которой Гитлер взял курс на конфликт, заставила их пойти в своих намерениях дальше – вплоть до планов покушения и переворота. Движущей силой и посредником между всеми группами был руководитель центрального отдела абвера полковник Ханс Остер. Если справедливо, что в немецкой военной традиции почти полностью нет элементов идеи политического сопротивления, а в немецком характере, как заметил в то время итальянский посол в Берлине Бернардо Аттолико, отсутствуют все необходимые для конспирации качества, такие, как терпение, знание человеческой природы, психологии, такт и умение притворяться («Где вы хотите найти это между Розенхаймом и Эйдкуненом?») [216], то Остер был одним из исключений. Человек, своеобразно сочетавший в себе нравственность и хитрость, изобретательность, психологический расчет и принципиальность, он уже давно стал критически относиться к Гитлеру и национал-социализму, старался приобщить к своим взглядам своих товарищей, но напрасно. Только становившийся все более явным курс Гитлера на войну и прежде всего «дело. Фрича» «раскачали» офицерский корпус, привыкший заниматься только чисто военными делами, а также пробудили силы и в других лагерях, которые он теперь последовательно вовлекал, расширял их и, пользуясь прикрытием аппарата абвера и его руководителя, адмирала Канариса, формировал из них широко разветвленную группу сопротивления.