Олег Пеньковский - Записки из тайника

В январе 1956 года в Турцию прибыл только что назначенный военный атташе СССР, генерал ГРУ Николай Петрович Рубенко. Мои отношения с ним постепенно обрели довольно натянутый характер, в результате чего в ноябре 1956 года мне пришлось отвечать на многочисленные обвинения. Стоит вспомнить обстоятельства, способствовавшие моему снятию с этого поста, поскольку они серьезно сказались на моей карьере. Рубенко, чья настоящая фамилия была Савченко (псевдоним Рубенко был оперативным прикрытием) в свое время работал военным атташе в Кабуле. Человек он был пожилой, лет под шестьдесят, и работал слишком прямолинейно, грубо. Один из его помощников Ионченко попытался завербовать нескольких агентов в Турции путем откровенного подкупа. Он подходил к приглянувшемуся ему турку на улице, приглашал его в ресторан и едва ли не сразу предлагал за хорошее вознаграждение стать советским агентом. «Хорошо относитесь ко мне, а я уж о вас позабочусь, — с ходу заявлял незадачливый вербовщик. — А теперь тащите мне военный устав. Вот деньги. Берите!»

Такая деятельность помощника военного атташе вскоре привлекла внимание турецкой контрразведки. И не стоит удивляться, что в следующий раз Ионченко [13] За такую работу Ионченко чуть не выгнали из армии, но в конечном итоге он стал преподавателем в Военно-дипломатической академии, а затем советником Хо Ши Мина по разведке. ждала встреча с турецкой полицией. Мне пришлось вытаскивать его из этой истории. Он отправился на встречу с разрешения Савченко, но в Турции был усилен полицейский контроль в связи с визитом шаха Ирана, и Москва запретила все встречи с агентами. Я высказал Савченко свое мнение по поводу нарушения московских приказов, он разгневался и приказал мне заниматься своими собственными делами. Чтобы прояснить ситуацию, я послал в Москву телеграмму по каналам другой разведорганизации, через резидентуру КГБ. Когда в штаб-квартире ГРУ узнали об этом, я был немедленно отозван и обвинен в том, что пишу доносы на своего шефа и пересылаю их через наших давних соперников, — это давнее межведомственное соперничество между КГБ и ГРУ плохо сказывалось на деятельности разведки СССР.

Моим отзывом дело не кончилось. О конфликтной ситуации было наконец доложено Хрущеву, который внимательно следил за деятельностью разведки. Хрущев приказал тщательно разобраться и выяснить, кто прав, а кто виноват. Мне было вынесено порицание за непочтительное отношение к начальству, притом что действия мои были признаны правильными. Савченко же получил партийное взыскание и был уволен из ГРУ. В настоящее время он заведует отделом в Институте востоковедения.

Несмотря на то что мои действия были признаны правильными, я продолжал оставаться в резерве. Смольников, начальник отдела кадров, сказал мне: «В принципе ты был прав, осадив Савченко, но не забывай, что он генерал, и мало кто из генералов возьмет тебя после этой истории». Я решил повидаться с Сергеем Сергеевичем Баренцевым. Рассказав ему о моем конфликте в ГРУ, я выразил желание вернуться на строевую службу в артиллерию. Сергей Сергеевич обещал мне помочь.

После долгого ожидания в сентябре 1958 года я был направлен на девятимесячные академические курсы по ракетному оружию при Военной инженерной артиллерийской академии имени Дзержинского. Так получилось, что среди шестидесяти офицеров я оказался старшим по званию, и меня назначили старостой курса. Я думал, что таким образом завершу свою работу в ГРУ. Тем не менее, когда я окончил курсы (с отличными оценками) в мае 1959 года, то не получил разрешения вернуться в строевые части. Вместо этого я опять был направлен в распоряжение ГРУ. В ноябре 1960 года я получил новый пост, который и занимаю в настоящее время, когда пишу эти строки. Как кадровый офицер военной разведки, я был направлен в Государственный комитет по координации научно-исследовательских работ в СССР.

Таков абрис моей жизни в этой системе. Начал я ее хорошим комсомольцем. С самого начала я подавал надежды — по крайней мере, так считали окружающие — стать строителем коммунистического общества или, как говорил поэт А. Безыменский, — «комсомольцем в энной степени». Как политрук я был руководителем и просветителем солдатских масс. Я верил в советскую систему и был готов дать отпор любому, кто хотя бы одно слово скажет против нее.

И лишь во время Великой Отечественной войны я впервые понял, что отнюдь не Коммунистическая партия вдохновляла нас на трудных дорогах войны от Сталинграда до Берлина. Это было нечто иное: Россия. Мы понимали, что в конечном итоге сражаемся за Россию Суворова и Кутузова, Минина и Пожарского, не за Советскую Россию, а за матушку-Русь.