Федор Раззаков - Алла Пугачева - По ступеням славы

Тем временем 12 июня из Болгарии пришла весть о том, что на фестивале эстрадной песни «Золотой Орфей» главный приз впервые взяла советская певица Мария Пахоменко. Она исполнила песню своего супруга «Чудо-кони». Со сцены сошла на ватных ногах, уверенная, что ничего ей не светит. Пришла в гостиницу и закрылась в номере на ключ. Как вдруг ночью в её дверь стали барабанить. Она открыла и увидела в коридоре толпу людей, которые тыкали в неё пальцами и наперебой твердили: «Ты — Орфей! Ты — Орфей!» Так Пахоменко узнала, что первой из советских исполнителей завоевала престижную статуэтку. Кстати, эту награду у неё, по приезде в Москву, хотела «заныкать» Фурцева: дескать, такая красивая вещь должна стоять в моем кабинете. Но Пахоменко сумела отстоять «Орфея» и увезла его в Ленинград.

Пугачёва смотрела трансляцию с «Орфея» в Москве. Смотрела и завидовала Пахоменко, которая вернулась на родину триумфатором. В отличие от прошлого года в этот раз Пугачёва уже не строила иллюзий относительно собственного выступления на этом фестивале. Ей почему-то уже не верилось, что ей удастся чего-то достичь на песенном поприще. Во-первых, ребёнок у неё родился, во-вторых, эстрада ей уже достаточно обрыдла. Между тем до её «Арлекино» оставалось каких-то четыре года.

В том же июне молодая чета справила новоселье: им дали квартиру на Рязанском проспекте. В этом же доме поселились и родители Аллы: молодые жили на 5-м этаже, родители — на 8-м. Это было очень удобно: телефонов ни у кого из них не было, поэтому они общались друг с другом посредством открытых окон.

Тогда же состоялась новая встреча Пугачёвой с большим кинематографом: её пригласили исполнить песню в фильме Василия Шукшина «Печки-лавочки». Идя на запись, Пугачёва жутко волновалась. Вот уже несколько месяцев она сидела дома с крохотной дочкой, не пела, да и с голосом после родов могло произойти всякое. Видимо, поэтому маленький музыкальный фрагмент записывали целый день (в фильме прозвучит только фрагмент песни: в эпизоде, где герои едут в купе и слушают радио). Из-за всех этих беспокойств у Пугачёвой вскоре пропадёт молоко. К счастью, примерно в это же время родила её соседка с первого этажа, у которой грудного молока было хоть упейся, вот она и кормила им своего ребёнка, да ещё и Пугачёвскую Кристину.

К осени Алла Пугачёва успела пресытиться ролью кормящей мамы и теперь мечтала только об одном: как бы побыстрее вернуться на сцену. В ноябре это возвращение состоялось, и Пугачёва стала солисткой ВИА «Москвичи». События развивались следующим образом.

Приблизительно полтора года назад при Росконцерте был создан новый ВИА «Москвичи», а его режиссёром был назначен давний знакомый нашей героини Олег Непомнящий. В короткие сроки была подготовлена программа, с которой новый коллектив должен был отправиться на свои первые гастроли. Однако поездка сорвалась, едва начавшись. Вокалист ансамбля оказался большим любителем «зеленого змия» и практически с первых же гастрольных дней не отрывался от бутылки. А поскольку заменить его было некем, в итоге выступления пришлось отменять. Ансамбль вернулся в Москву, где солист был тут же уволен. Взамен него Непомнящий вскоре нашёл другого человека — солиста популярного ВИА «Весёлые ребята» Юлия Слободкина. В последнее время тот стал тяготиться своим присутствием в «Весёлых» и вынашивал планы начать самостоятельную карьеру. И предложение Непомнящего оказалось как нельзя кстати. «Весёлые» в те дни гастролировали в Чехословакии, однако в телефонном разговоре Слободкин пообещал Непомнящему сразу после приезда в Москву написать заявление об уходе из ансамбля. И не обманул. Однако, когда начались репетиции, вдруг выяснилось, что программа явно не получается. При том репертуаре, который был у «Москвичей», одного вокалиста было мало, требовался ещё один, причём Непомнящий хотел, чтобы это была женщина. Вот тогда он и вспомнил про Аллу Пугачёву. В один из ноябрьских дней Непомнящий отправился в деревянный двухэтажный дом на Крестьянской заставе, где жила Пугачёва. Далее послушаем рассказ самого О. Непомнящего: «Поднявшись по ветхим ступеням, я постучал, и Алла сама открыла мне дверь. Из квартиры пахнуло умилительными детскими запахами — глаженого белья и кипячёного молока. Мы поздоровались, она пригласила меня войти, как-то машинально, не обрадовавшись и не удивившись моему приходу. Во всем её облике сквозила бесконечная усталость, будто бы каждое движение давалось ей с трудом. Как все творческие люди, она тяжело переносила образовавшуюся вокруг неё пустоту. Работа была её главным стимулом в жизни, она не могла, не умела быть счастлива одними семейными заботами, ни любовь к мужчине, ни любовь к дочери не могли поглотить её целиком, без остатка. Возможно, она сознавала это и мучилась чувством вины за то, что она не такая, как все „нормальные“ женщины, пыталась обуздать себя и соответствовать образу идеальной матери.