Леон Дегрель - Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Мы обнаружили наших товарищей на опушке черного ельника, на маленьком островке сопротивления во всей округе. Мы прошли через безжизненную деревню. Когда мы вошли туда, советский патруль выходил с другого конца этого населенного пункта. Этот патруль по-царски щедро оставил крестьянам в обмен на их птицу коробок спичек с серпом и молотом.

В глубине изб ютились целые семьи. Весь этот район прочесывали авангардные подразделения врага. Каждое мгновение мы ожидали попасть в засаду. Старуха пыхтела, останавливалась. Было очевидно, что все ей опостылело.

Белозерье с наступлением темноты было неузнаваемым. Мой маленький джипчик светло-коричневого цвета был принят населением за первую машину Советов. Из-за изгороди показалось несколько испуганных голов. Царила невероятная тишина. Через залитые водой улицы мы тряслись от оврага к оврагу, от рытвины к рытвине, чтобы добраться до последнего взвода, ждавшего часа эвакуации. Пушки, грузовики, снаряжение, вооружение — все было увезено.

Наш арьергард должен был оставить Белозерье только к ночи, создавая до конца видимость сопротивления. Деревня была с километр. Нас могли обойти с любой стороны, тем более что нас было всего человек сорок солдат.

Телефонный кабель был свернут. Наступал вечер, завуалированный туманом.

В конце концов люди покинули свои норы. Мы взобрались на два последних грузовика. Без единого крика. Без единого выстрела. Без единого обозримого силуэта. Только несколько крестьян через приоткрытые двери своих изб видели, как мы уезжали.

Позиции, которые мы должны были занять, проходили от Староселья до Деренковца на длину приблизительно в тридцать километров.

Одна часть бригады должна была достичь Деренковца напрямую. Ночью она нарвалась на группы партизан, просочившиеся по лесам и уже отрезавшие все проходы на запад. Пришлось сражаться прямо в лесу, стреляя в упор из пушек. В суматохе мы потеряли два орудия.

Дорога на юг к Староселью была еще более опасной. Если наши последние боевые группы, эшелонированные по левому флангу вдоль Ольшанки, допустили бы одну слабину, это означало бы разрыв, окончательное перекрытие нашего единственного пути к отступлению.

Едва преодолели мы два километра, как попали на застрявшие машины. Колонны, чей отход мы прикрывали и которые уже много часов были в пути, на марше, увязли в грязи. Грузовики развернуло поперек дороги. Сотни бойцов осыпали округу бранью, стоя по бедра в илистой воде. Тягачи ломались, пытаясь вытащить обозы.

Русские могли напасть на нас в любой момент. После часов геркулесовых трудов материальная часть была приведена в нормальное состояние, и мы достигли леса, потом обширных болот, находившихся под Старосельем. Был час ночи.

Конец пути представлял собой гигантский пруд, который машины могли преодолеть только с разгона на полной скорости.

Над левым берегом Ольшанки высился солидный гребень, примыкавший под прямым углом к каналу, ведущему к Деренковцу. Все избы этого холма были в огне. Сотни женщин с детьми или поросятами на руках трагически вырисовывались, черные, на ослепительном фоне пожарищ. Они пронзительно кричали, плакали, умоляли, метались в атмосфере полного безумия.

Пожар распространялся как сказочная желто-красная грива. Он делал скользким как мрамор песчаный склон, по которому не мог взбираться ни один грузовик. С большим трудам артиллерийские тягачи втащили на вершину горы автомашины и грузовики, увязшие в грязи.

Всю ночь пронзительные крики женщин отвечали на вой скотины и ругань водителей посреди огромного пожарища. Когда настал день, машины все еще отбуксировывали наверх.

Но на северо-востоке из глубины выдвигались коричневые точки. Мы различали цепи людей, лошадей, экипажи.

Русские наступали.

Тыловой рубеж Староселье — Деренковец был прорыт тысячами украинцев в начале января. На рассвете 5 февраля 1944 года там расположилась бригада «Валлония».

Этот рубеж был точно, грамотно выбран. Он проходил с юго-востока на северо-запад по верху холмов, возвышавшихся над долиной, болотами и каналом от Деренковца до Ольшанки. Вдалеке были видны леса, по которым мы отходили от Белозерья. Траншея со многими огневыми точками проходила зигзагами на тридцать километров. Плохо, что в ней не было фашин и она была слишком глубокой. Она была так глубока, что нельзя было ничего видеть, как только запрыгивал в этот нескончаемый лабиринт.