Леон Дегрель - Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

По мере продвижения применение машин оказалось затруднено, и от него отказались. Все, включая питье, навьючили на спину людей. Цепи носильщиков сновали день и ночь.

Наша дивизия привезла с собой огромное количество ослов, прекрасных вьючных животных. Сами мы сохранили нескольких лошадей. Но наверху не было никакого горного пастбища. У нас не было больше ни охапки фуража, ни единого зернышка овса. Не в состоянии обеспечивать животных едой, поводыри кормили их ветками берез. Топоры непрерывно стучали по стволам. Сотнями падали прекрасные деревья, только лишь для того чтобы у них обрубили сучья и ветки. Животные жадно поглощали эти связки зеленого хвороста. Но их бока вваливались с каждым днем все больше.

В то время как саперы пробивали эту дорогу к Туапсе, тысячи егерей и погонщиков ослов ждали в самодельных шалашах.

Рождались настоящие лесные города. У каждого немца в сердце живет горная хижина. Некоторые из этих маленьких строений были настоящими шедеврами изящества, комфорта и прочности. Каждое имело свое имя. Самую жалкую тоже крестили с юмором.

Осень была прекрасна. Мы принимали пищу перед своими лесными хижинами среди наскальных растений. Мы также соорудили деревянные столы и скамейки. Одно лишь солнце пересекало листву. Напрасно вражеские самолеты искали наши месторасположения. Вечером мы видели вдалеке, в глубине долин, полыхавшие огни вокзалов железнодорожной ветки Майкоп — Туапсе. Поезда светились в огне на пятнадцать километров! В бинокль мы без труда различали черные каркасы и ярко-красные квадраты каждого купе. Наши «Юнкерсы» делали невыносимой жизнь силам СССР.

На краю леса передовые группы и саперы добрались наконец до лесной дороги, через три километра соединявшейся со знаменитой большой дорогой к Черному морю. Красные отчаянно сопротивлялись, самые высокие высоты были взяты лишь после жестоких рукопашных схваток: на порыжевшей земле лежало много наполовину обуглившихся от лесного огня трупов.

Вся наша дивизия всколыхнулась для первого удара. Мы прошли по импровизированной тропе, проложенной гением. На каждом повороте юмористические указатели, очень талантливо нарисованные, обозначали опасности, впрочем, очевидные и без них. Ослы, нагруженные ящиками с боеприпасами или кухонными котелками, скатывались по склону, катились в адскую кутерьму и разбивались о скалы в ста метрах внизу от наших сапог.

Мы вышли к долине и к дороге дровосеков. Она шла прямо, как линейка, между двух скалистых холмов. Уже неделю красные поливали огнем этот проход. Немецкие дозоры, попытавшиеся пробраться к вражеским позициям, были уничтожены.

Каждый день «Штуки» громили русские укрепления. В тот день эта дробилка была настолько сильной, что мы смогли достичь вражеских траншей, превращенных в ужасную мясорубку.

Вечером с одним из наших офицеров мы дошли до скопища остатков трупов, собранных за неделю. Они были в состоянии чудовищного разложения. Одна цепь русских, сраженная очередью, особенно впечатлила меня. Они сложились друг на друга, как карточный домик. В своих разложившихся, сгнивших пальцах каждый держал еще свою винтовку.

В шесть часов утра я захотел сфотографировать эту мрачную картину.

В момент, когда я смотрел в глазок аппарата, мне показалось, что одно из тел слегка пошевелилось. Определенно, тысячи отвратительных желтых червей копошились на нем. Я захотел все же убедиться в своих подозрениях. Труп, показавшийся мне ожившим, был с закрытым капюшоном лицом. Я подошел с пистолетом в руке и резко сбросил капюшон. Два обезумевших от ужаса глаза взглянули на меня.

Это был большевистский проводник. Он уснул в этом гнилье накануне, и черви покрыли его. При нем было завещание, в котором он сообщал, что, будучи евреем, он был готов на все, чтобы отомстить за евреев.

Страсть людская безгранична…

«Юнкерсы» сильно, невообразимо разбили место соединения лесной и большой дороги к морю. Сотни трупов советских солдат заполняли все окопы и пулеметные гнезда. Некоторые из них сжимали еще в почерневших руках медицинские бинты, раскрученные слишком поздно. Один офицер, раненный в ногу, только успел спустить брюки и упал убитый в своем пулеметном гнезде головой вперед. Его бледный зад, по которому ползали сотни кишащих гусениц, белел на поверхности земли.

Троим молодым немецким дозорным удалось в начале операции, то есть дней на двенадцать раньше, пробраться до скалистых берегов речки между русскими укреплениями. Их тела лежали на камнях, с широко раскрытыми глазами и нежными рыжеватыми бородками на лицах. Высохшие ребра уже проткнули зеленые гимнастерки.