Снаряды и мины то и дело поднимали на реке водяные фонтаны. Скрываясь под волнами и вновь появляясь на поверхности, проплывали мимо бревна, расщепленные доски, разбитые лодки. Горящими островками плыла нефть. Вверх по течению, метрах в восьмистах от нас, горело что-то: то ли катер, то ли баржа.
На середине реки катер взял левее и двинулся к берегу почти под прямым углом. В воздухе послышался нарастающий визг падающей мины и одновременно раздался предостерегающий крик: «Ложись!» Катер качнуло. Справа, почти у самого борта, с шумом поднялся столб воды и обрушился на нас. Солдаты, сидевшие ближе к правому борту, намокли с головы до ног. Кто-то выругался.
— Чего ругаешься? — произнес другой солдат. — Радоваться надо, что сюда не угодила.
— А чему радоваться, если вся махорка вымокла, — отозвался пострадавший.
— Махорка, она высохнет, — включился в разговор третий голос. — А плюхнулась бы сюда — тебе бы ни махорки, ничего другого не потребовалось больше.
— Поймать бы того фашиста, какой эти мины швыряет, да вниз головой в воду!
— Что фашиста. Гитлера бы самого сейчас сюда, в Волгу!
— Э, нет! Уж больно легкую казнь ты ему придумал. Его, стерву, посадить бы в железную клетку да бирку с надписью повесить: «Гитлер — человекоподобный зверь — людоед».
Катер толкнулся обо что-то и остановился. Приехали.
Горячим раскаленным воздухом пахнуло на нас, когда мы ступили на сталинградскую землю, и в этом воздухе висел смрадный запах гари, так хорошо знакомый тем, кто проходил по военным пепелищам. Несмотря на вторую половину сентября, температура здесь доходила чуть ли не до сорока градусов.
На берегу, под обрывом, лежали и сидели бойцы и командиры в повязках, некоторые из них были буквально укутаны бинтами.
Стараясь быстрее разрядить скопление у переправы, представители подразделений небольшими группами уводили прибывших солдат в свои роты и батальоны. Нас встретил офицер 3-го стрелкового батальона Соловьев. Он повел нас в штаб, размещавшийся недалеко от берега в одном из зданий УНКВД.
— Путь небезопасен, — предупредил Соловьев, и в этом мы убедились: некоторое расстояние шли в полный рост, а потом пришлось ползти, плотно прижимаясь к земле.
Крутая лестница привела нас в подвал. Это было довольно большое помещение. Две фронтовые коптилки, сделанные из снарядных гильз, освещали стены, покрытые пылью и копотью. По распоряжениям командиров и тревожным лицам бойцов чувствовалось, что мы попали в очень сложную и напряженную обстановку.
И в самом деле, батальону в это время было нелегко. Он занимал оборону в районе домов УНКВД, площади 9 Января и севернее ее. Противник ежедневно с утра до вечера долбил нашу оборону авиацией и артиллерией, бросал пехоту с танками, стремясь во что бы то ни стало прорваться к Волге. Вот и сейчас, когда прибыли мы, бойцы, отразив последнюю вечернюю атаку гитлеровцев, готовились к новому бою. Спешно эвакуировались раненые. Командиры уточняли обстановку и усиливали наиболее опасные участки огневыми средствами и людьми. По подвалу то и дело проходили и скрывались в темном коридоре связные. Телефонисты принимали доклады командиров рот и тут же передавали короткие, энергичные распоряжения командира батальона. Лица тех, кто мелькал мимо нас, были усталы и озабочены, покрыты пылью и гарью.
Нас провели по темному коридору вправо, и мы очутились в маленькой подвальной комнатушке. Навстречу поднялся невысокого роста офицер. Это и был командир 3-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка старший лейтенант Жуков.
— Фронтовики? — спросил он после взаимных приветствий.
Романенко объяснил, что направлен в действующую армию прямо из училища.
— Впервые, значит, — констатировал комбат и взглянул на меня и Маркоряна:
— А вы, конечно, из госпиталей? Стало быть, народ бывалый. Это хорошо, прошлый опыт очень пригодится.
Он вкратце ознакомил нас с боевой обстановкой и тут же рассказал, что замещает недавно раненого комбата майора Дронова. Я получил назначение на должность командира пулеметного взвода в пулеметную роту, а Романенко и Маркорян в другие подразделения. Они распрощались и ушли.
— Ну что же, лейтенант, пока за тобой не пришли, присаживайся, познакомлю с обстановкой, — предложил комбат.
Жуков был разговорчив и с охотой рассказывал о себе и о бойцах батальона. В полк он пришел в январе 1942 года. В боях под Харьковом командовал пулеметной ротой, затем командир батальона Дронов взял Жукова своим заместителем по строевой, а пулеметной ротой командовать стал прибывший в батальон капитан Дорохов.
Читать дальше